Нелетная погода

– Потому что чуткая, как нерв, – ответила Алена слегка хрипловатым, непроснувшимся голосом. – И хочу, чтобы ты хоть немного выспался после своих заброшенных городов.

– Я спал.

– Врешь, – сказала Алена убежденно. – Вот и врешь.

– Почему ты так решила?

– Я тебя всегда чувствую, сам знаешь. Пошли. – Алена бесцеремонно сгребла его за воротник халата и потащила в комнату. Снерг покорно пошел. Ему пришло в голову, что сегодня, быть может, все и обойдется – должны же когда-нибудь кончиться эти кошмары?

Алена уложила его в постель, преувеличенно заботливо, как младенцу, подоткнула одеяло, критически осмотрела и осталась довольна. Отошла к столику, выдвинула верхний ящик.

– Ну вот, – сказала она. – Теперь король Глобовидения будет дрыхнуть без задних ног, а Глобовидение и остальное человечество подождут…

Снерг увидел направленный на него изящный параболоид «Морфея», успел еще приподняться, хотел что-то сказать, но воздух сгустился, бархатной маской лег на лицо, что-то мягкое нежно и властно закрыло ему глаза, Снерг успел еще почувствовать, как затылок вжимается в подушку, и больше ничего не видел и не чувствовал. Алена села на постель, подперла щеку кулачком и долго смотрела на него с тревогой, которую тщательно скрывала весь вечер.

– …Рос! Рос! Рос! – кричали справа и слева от Снерга.

Они надвигались стеной, выставив щетину копий с тусклыми широкими наконечниками, мрачные всадники в броне, на забранных железом конях, и Снерг, – тот, кем был сейчас Снерг, – подумал, что не так уж хороши дела у этих собак, раз они бросили в бой «бессмертных», но легче от этого не будет, силы слишком уж неравны, но что делать, остается драться и драться… Он поволок из ножен взвизгнувший широкий меч и, горяча себя перед схваткой, заорал:

– Рос! Рос!

И побежал вперед, звук его шагов растворился в слитном гуле сотен ног, гремели, сталкиваясь, алые щиты, в гущу мрачных всадников летели через головы бегущих стрелы, и кто-то уже сполз с седла, несколько копий дернулись и выпали из частокола тусклой смерти. Катафрактарии умеряли аллюр, осаженные на полном скаку кони недоумевающе храпели, молотили передними ногами по воздуху, и уже первые мечи ударили по копьям, отсекая наконечники, по панцирям, по лошадям.

Р-раз! И лезвие меча опускается на оскаленную, пенную конскую морду, на огромный, налитый ужасом лиловый глаз. В нос остро шибает кислый запах крови.

Эх! «Бессмертный» промахивается, и древко копья лишь обжигает кожу на шее, а секундой позже Снерг срывает с коня потерявшего равновесие врага и бьет рукоятью меча в лицо – не размахнуться уже для рубящего удара в толчее, все перемешалось.

Снерг не чувствовал ударявших по броне вражеских мечей, он колол, рубил, когда удавалось, бил щитом, прорывался вперед – потому что оставалось только драться. И конников опрокинули, они поворачивали коней, уносились галопом, следом мчались лошади с пустыми седлами, враг бежал, и вслед ему несся крик:

– Рос! Рос! Рос!

Только почему не трогаются с места обращенные задом к бегущим высокие крытые повозки?

Холстины вдруг раздернулись, и навстречу бегущим ратникам ударили золотисто-черные толстые струи бурлящего огня. Снерга обдало нестерпимым жаром, меч выскользнул из руки. Он ослеп, катался по земле и горел, боль рвала тело, не стало мира и неба, ничего, кроме боли…

Неуловимо, зыбко, нереально просто заволокшая глаза боль перелилась в соленый густой запах океана. Снерг стоял у деревянного борта корабля, у его лица подрагивал, словно дышало большое сильное животное, туго выгнутый ветром жесткий парус. И море, море – до горизонта.

На его плечах тяжело лежал тусклый панцирь, круглое выпуклое изображение оскаленной звериной морды прикрывало грудь, у бедра угадывалась литая рукоять меча.

Справа раздался длинный крик, и Снерг обернулся. Человек в таком же панцире и шлеме с черным щетинистым гребнем, – Снерг откуда-то знал, что это его помощник, – показывал рукой на море. Застучали по палубе ноги бегущих, резанул уши вопль медного рога.

По правому борту маячил корабль с зарифленными парусами, по-акульи длинный и узкий, было в нем что-то неуловимо-хищное, угроза. Снерг знал – это враг.

Он обернулся к мачте. Отдавал резкие команды, которых не понимал репортер Глобовидения, но, видимо, в них были толк и смысл – забегали матросы, заскрипели канаты, из трюма волокли что-то тяжелое и длинное, укутанное грубой тканью; корабль разворачивался носом к противнику, шел на сближение, но врага, казалось, это нисколько не заботило, он покачивался на волнах выброшенной доской, и над самым его бортом, на корме, вспыхнул ослепительно белый огонь, дымящийся луч толщиной с оглоблю наискось чиркнул по парусу, упал на палубу, и корабль вспыхнул, как пучок соломы, весь мир состоял из обжигающего белого пламени…