Нелетная погода

На площадке стояла очаровательная блондинка в легком белом комбинезоне и смотрела с такой светской невозмутимостью, будто и не видела, что хозяин босой и растрепанный, а рот у него набит. Начни он суетиться, получилось бы и вовсе смешно, а он не любил выглядеть смешным, перед женщинами особенно. Сообразив это, Панарин медленно прожевал, убедился, что не поперхнется и сказал:

– Здравствуйте.

– Здравствуйте, – сказала девушка. – Разрешите войти?

– Конечно, – сказал Панарин, отступил, схватил с полочки гребешок и причесался за спиной гостьи, закрывая дверь, – проходите, садитесь, минуту, я сейчас.

Когда он вернулся, незнакомка уютно и непринужденно устроилась в его любимом кресле, словно бывала в этой комнате не раз. Плоскую сумочку, которую Панарин впопыхах не заметил, она положила на столик рядом с собой.

– Я вас оторвала от завтрака? – спросила она. – Продолжайте, я подожду.

– Ничего, я успею, – сказал Панарин, усаживаясь напротив. Мимоходом зацепив взглядом сумочку, он увидел на обращенной к нему стороне синий глазок, пульсирующий и словно бы бездонный. – Вы из Глобовидения?

– Знакомы с нашей аппаратурой? – подняла она брови отрепетированным жестом легкого изумления.

– У меня есть знакомые в Глобовидении, и я немного разбираюсь в вашей аппаратуре.

– И кто же?

– Станислав Снерг.

– Ах, Стах, патрон тайн… понятно. Как вас зовут, я знаю. Я – Марина Банишевская.

– Прекрасно, – сказал Панарин. – Я только вчера жаловался, что нас совершенно забыли асы Глобовидения.

– Это комплимент?

– Нет, просто я серьезно отношусь к стерео и знаю, что вы известны не менее чем Снерг или Грандоцци.

– Господи… – она рассмеялась. – Разве можно так обращаться с женщиной? Вы должны были подтвердить, что это – полновесный комплимент, что я могу быть только асом, сразу, мол, видно.

– Но ведь вы пришли ко мне не как женщина?

– А вам бы этого больше хотелось?

– Ну… – сказал Панарин.

– Вот я вас, наконец, и смутила. А то вы упорно не смущались, у меня даже спортивный азарт появился. Смутила? Или дело в другом – вы привыкли, что женщина должна соблюдать определенные правила игры? Ну-ка, признайтесь.

Панарин взглянул в ее темные глаза. И не нашелся, что ответить.

– Так признаетесь?

– Да, – сказал Панарин, – наверное, это подсознательное. Мы отчетливо сознаем, что женщины равноправны, но в нас сотни лет культивировались стандарты относительно правил игры.

– Ну вот. А нам надоело сотни лет робко опускать глаза, понимаете ли. Вы очень мило смущаетесь.

– Это понятно, – сказал Панарин, – мы ведь все тут анахореты в какой-то мере.

– Теперь вы пытаетесь смутить меня откровенностью?

– Может быть. Открытость – тоже вид нападения.

– И не боитесь чересчур открыться?

– Нет, – сказал Панарин. – На мой провинциальный взгляд, мужчинам это не вредит, только женщине тайна придает очарование.

– Намекаете, что потупленные глаза мне все же больше пойдут?

– Всего лишь делюсь мыслями, – он взглянул на часы. – Простите, Марина…

– Да-да, – она чутко уловила момент и перестроилась. – Торопитесь? Ждете Каратыгина, надо полагать? А он уже здесь, прилетел на «Малабаре». Я с ним вместе прилетела час назад.

– Вот оно что…

– Ну да, «Малабар» шел вне расписания, и места на нем были. Но кто отказал бы мне, даже не будь мест?

– Будете здесь снимать?

– Буду, – сказала Марина. – И должна сразу предупредить – фильм я буду снимать, глядя с той же точки зрения, что и Каратыгин.

– А я-то, дурак, обрадовался… – сказал Панарин.

– И я сразу потеряла половину очарования? Вот видите, мы достигли идеального состояния равноправия – вы видите во мне не женщину, а противника ваших начинаний. Наступили идеальные условия для работы, мы видим друг в друге лишь деловых партнеров.

– С Каратыгиным у вас тоже чисто деловое партнерство?

Она стала еще красивее, побледнев от гнева. Потом встала. Панарин тоже поднялся, нарочито лениво, и они стояли, меряя друг друга взглядами, – Марина кипела, Панарин философски ожидал пощечины. Особенно он себя не корил за вырвавшуюся шпильку – он никогда не был хамом, но последние неудачи порой провоцировали такие вот срывы, в общем-то, происходившие от злости и бессилия.

– Следовало бы влепить вам по физиономии за такое мальчишество. (Она была явно моложе Панарина). Хотя какое это мальчишество – сознательное оскорбление, верно? Разозлишься поневоле, когда прибудут сразу два крупных недруга Проекта… Вот видите, я права. – Она подняла руку, взяла Панарина за лацкан форменной куртки и продолжала суше: – Если вас так уж это волнует, с Каратыгиным у меня чисто деловое партнерство. Но даже если бы все обстояло иначе, разве вы выглядели бы лучше? Снерг – ваш горячий сторонник, и ваш ответный ход может предвидеть человек без семи пядей во лбу – вы его попросите о контрфильме. Если уже не попросили.

– Не успел, – сказал Панарин. – Но попрошу обязательно.