Нелинейная зависимость

Никак. Ответ был прост и очевиден. Любой нажим на Галину приведет к тому, что она откажется применять аппарат. Жалоба приведет к ее увольнению, может, даже к суду, но не к выздоровлению.

Безвыходность ситуации бесила гораздо сильнее, чем извращенность Галины. Полная безвыходность. Окончательная. Хоть кричи, хоть вой, хоть умри прямо на этом месте.

Сквозь приступ отчаяния и жалости к самому себе до Андрея дошла некоторая комичность сложившейся ситуации. Смех сквозь слезы — правду говорят, что из любого положения можно найти выход. Здесь выходов было целых два: либо позволить надругаться над собой и продолжить лечение, либо отказаться от унижений, а вместе с ними и от быстрого выздоровления.

Вот она, свобода выбора, черт бы ее побрал! Злая насмешка…

Но именно краткий взгляд через призму иронии позволил Андрею успокоиться. Наверняка можно придумать способ наказать Галину, использовав ее собственные слабости, эту подленькую и похабную страстишку насиловать пациентов с помощью прибора «Квантек».

Может, с ней просто поговорить? Без наездов, без обвинений. Можно поклясться, это будет первое недовольство, высказанное ей в лицо. Ведь она наверняка уверена, что ничего не делает насильно, что пациенты добровольно на все соглашаются, когда видят вожделенную возможность поскорее выбраться из больницы.

С ее точки зрения, может, оно так и есть, но на самом деле это худшая форма насилия. Самая подлая из всех. Можно изнасиловать, напав в подворотне или избив до потери сознания, можно изнасиловать под угрозой оружия, можно напоить, наконец, и это тоже будет изнасилованием. Но гораздо хуже, когда жертва поставлена в безвыходную ситуацию, когда ей легче согласиться на унизительные действия, чем попасть в еще худшее положение.

За такую подлость следовало бы убивать. Хотя нет, смерть — это ведь не наказание. Смертная казнь хороша лишь в качестве окончательного избавления общества от преступника, а в качестве наказания или острастки она совершенно бессмысленна. Ведь погибший от рук палача уже не может оценить степень соответствия наказания проступку.

Нет. Самым верным и адекватным наказанием для Галины было бы пожизненное заключение или унизительная каторга. Положение, в котором до конца дней каждый желающий мог бы вытереть об нее ноги. Чтобы она поняла, каково быть изнасилованной. Чтобы она каждый день чувствовала превосходство других над собой.

Придумывание наказания во всех мелочах окончательно успокоило Андрея.

«Все, хватит беситься, — усилием воли решил он. — Нужно трезво рассудить, как быть дальше».

Вот только информации не хватало. Зачем Галина делает то, что делает? Как можно повлиять на это и можно ли вообще? Ответы на эти вопросы можно было получить лишь экспериментальным путем, но у Андрея не было для этого ни времени, ни возможности.

Он посмотрел на отвернувшегося к стене Володю, но снова не решился его позвать. Условность, разделяющая ученого и подростка, оформилась в воображении рекой раскаленной лавы. Но река эта была странной, анизотропной какой-то рекой — Володя смог ее перейти, а Андрей не решался.

«А может, к черту условности, — подумал он. — Ведь этот сопляк даже не знает, кто я такой. Ему, поди, все равно. Мужик и мужик, какая разница. Для него унюханная кокаином поп-звезда имеет авторитет куда больший, чем все ученые, вместе взятые. Скорее всего. К тому же Володя почему-то подошел первым, наверняка ведь не из чистого альтруизма, значит, в этом разговоре был у него свой, непонятный пока интерес».

— Володя, — позвал Андрей, стараясь, чтобы голос звучал как можно непринужденнее. — Тебя можно на пару слов?

Подросток медленно обернулся и поднял голову, всем видом изображая ленивое недовольство.

— Что, припекло? — усмехнулся он.

Андрей не знал, что ответить. Вернее всего было бы послать этого придурка подальше, желательно в тех выражениях, к которым он привык на тусовках. Но это означало бы полную потерю контакта, на этот раз навсегда.

— Я хочу с тобой поговорить. — Андрей постарался обойти скользкую формулировку ответа. — Ты знаешь о чем.

— Так припекло или нет? — злорадно улыбнулся Володя.

Андрей почти физически почувствовал жар, идущий от реки раскаленной лавы.

— Да, — с трудом подтвердил он. — Припекло.

— Ну так иди сюда. — В глазах парня мелькнула злая смешинка. — Поговорим.

«Сволочь какая… — с нарастающей злостью подумал Андрей. — Как таких только носит земля?»

— У меня ноги обожжены, ты же знаешь, — как можно спокойнее ответил он.

— Такими темпами они за два дня заживут, — пообещал Володя. — Режим номер четыре очень мощный. Как сможешь, приходи, поболтаем.

Андрей почувствовал отчаянное бессилие, замешанное на злости, почти на ярости — слишком уж много возомнил о себе сопляк. Даже не учитывая социальный статус, он мог бы вести себя повежливее.