Нелёгкое дело укротить миллионера

А потом я проваливаюсь в тихую тьму и выныриваю назад, обожженный воспоминаниями.

Глава 24. Мышь

Просыпаюсь от тихого стука в дверь. Руслан еще спит, отвернувшись от меня и подложив ладони под щеку. Я с улыбкой соскальзываю с кровати, набрасываю халат поверх пижамы с короткими шортиками и подбегаю к выходу.

– Агата, доброе утро, – улыбается Давид своей безумно сверкающей улыбкой. – Пора. Пока, – показывает мне за спину и понижает голос до мягкого шепота, – Рус спит, я тебя проверю. Идем.

Прикрыв дверь, замечаю, что подрагиваю от волнения и растираю плечи. Егор дремает на диване, и, как только мы появляемся, вскакивает и расправляет плечи. Смотрит на меня с глубокой обидой. До сих пор считает, что я зря доверилась Руслану. Вчера горячо убеждал меня, что Коршун прекрасный актер и может обманывать бесконечно, лишь бы избежать наказания и попользоваться мной.

Но за неделю, что мы пробыли с Русланом в одной палате, мужчина ни разу не дал повода усомниться в нем.

Здороваемся легкими наклонами головы, и Егор уводит взгляд в окно, трет подбородок и разминает сильную шею. Я чувствую, что зацепила его чем-то, что он мучается, но ответить взаимностью не могу. У меня другая половинка, и даже если у нас с Коршуном не сложится, сейчас я счастлива.

Особенно после вчера.

– Садись, драгоценная. То есть, я хотел сказать, ложись. Попкой на кушетку. – Заигрывания Давида меня уже не смущают. Как-то я привыкла, что он всегда такой, весельчак и пошляк. Недавно попросил его по имени называть и на «ты», что весьма логично, ведь он молод, а отношения у нас весьма неформальные.

Это Егор привез нас сюда. Обещал полную анонимность в клинике его хорошего друга. Пока ни журналистов, ни даже папочки Руслана мы не увидели и лежали в отдельном ото всех крыле. Другие пациенты с нами не сталкивались.

– Халатик приподними, – коварно улыбается Аверин, а когда я тушуюсь от стыда и страха, показывает на белую болванку в руке. – Через ткань я ничего не увижу, Агата, но торжественно клянусь, что на твой сексуальный пупочек взгляну только с чисто медицинской точки зрения. А ниже вообще смотреть не буду, – приподнял руку и скрестил пальцы. Врет и не краснеет. – Только если случайно, – и расписался в воздухе указательным пальцем.

Глухой смех вырывается из горла. Мне очень страшно. Ведь месячные так и не пошли. Это могут быть нервы, а может быть…

Послушно ложусь и, приподняв мягкий трикотаж халата, туманно смотрю на противоположную стену, где висит плоский телевизор. Слезы наворачиваются, но я усиленно моргаю и прогоняю плохие мысли.

Холодная капля вазелина, и Давид прижимает к животу датчик, возит им вверх-вниз, застывает, сосредоточенно рассматривая то, что появляется на экране.

Снова перемещается, а затем скрещивается со мной взглядом. Полным синего-синего моря.

– Ты станешь мамой, Агата.

Сердце обрывается, а я хватаю губами воздух и, не справляясь с потоком эмоций, закрываю лицо руками.

– Ну что ты, перестань. Руслан хороший парень. Чего ты так боишься? – Давид осторожно убирает остатки вазелина салфеткой и подает мне руку. – Вы так влюблены друг в друга. Это же заметно. Это не фальшиво. Держись за эти отношения, а препятствия – это нормально. Гладкого пути к счастью не бывает.

Я встаю на ноги, но они дрожат, подкашиваются.

– Это моя ошибка. Там же маленький срок, – с надеждой смотрю в глаза Давида. – Можно что-то придумать? Я не готова. Я не могу.

– Ну как маленький, – он пожимает широкими плечами. – Больше шести недель. Иди, присядь. Чаю тебе сделаю.

– Как шесть недель? – удивленно вскрикиваю. Вытираю ползущие по щекам слезы, поправляю спутанные волосы, но от мокрых пальцев они путаются только сильнее.

– Видимо, тот самый «месяц назад», – ласково улыбается врач, наливает из стеклянного чайника горячую воду и протягивает мне широкую чашку с ароматным  чаем. Красные лепестки кружатся, опускаются на дно и оставляют после себя тонкие кровавые ниточки, что окрашивают воду в нежно-розовый. – Это с лепестками гибискуса. Тебе понравится. Вот, цукаты и орешки. – Подталкивает ко мне металлическую коробочку с выбитым золотистым орнаментом по канту и, как сундук с сокровищами, открывает крышку. – Сахар не предлагаю, у меня его нет, к сожалению.

– Я пью без сахара.

– Вот и отлично.

– Мы ведь предохранялись в тот раз.

– Живчики Руслана оказались проворнее, – шутит Давид и спотыкается о мой наполненный тоской взгляд. – Да, неудачно получилось, извини.

Он достает блокнот, долго что-то выписывает, а потом серьезно рассказывает:

– Смотри, можем у нас тебя обследовать, а потом встанешь на учет. Тоже можно к нам, если захочешь.

– Нет, не будет учета. Я не…

– Не будешь рожать? – Давид грозно сводит густые черные брови с резким щелчком кладет ручку на стол и впервые проявляет в мою сторону негатив. Ярость, что читается в глубине его синих глаз, настолько широка и глубока, что я невольно сглатываю страх. – Агата, у тебя есть время подумать. И Руслан имеет право знать.