Нелёгкое дело укротить миллионера

– Ты что видишь? – она осторожно подходит ближе, машет рукой перед глазами, а я моргаю и перехватываю ее пальцы на лету.

– Мутно, но вижу.

– И давно?

– Несколько секунд, – пятно наплывает, и лицо Агаты, красивое и взволнованное, снова исчезает в темноте. – А теперь нет, – стираю рукой темноту, веду ладонью сверху вниз по лицу, но мрак не исчезает.

– Ты будто сам не хочешь видеть. Давид давно говорил, что с тобой все в порядке. – Она успевает вырвать руку и отойти.

– Много понимает твой Давид, – разозленно ляпаю и пытаюсь ее словить, ориентируясь по звуку.

– Мой? – Агата передвигается в сторону. Вижу, как ее силуэт уходит вправо.

– Еще скажи, что он тебе не нравится, – перекрываю ей дорогу к выходу, хватаю девушку за локоть. – В больнице только к нему и бегала. Обжимались за моей спиной?

– А ты еще скажи, что ревнуешь! – выплескивает, гордо задерев голову. Понимаю, что снова вижу ее лицо, только теперь четко, без мутной пелены по контуру.

– Сучек на разок не ревную, – совсем завожусь, сжимая ее локоть еще сильнее, до синяков.

– Ахты! Ублюдок! Все вспомнил! – дергается, причиняя себе боль. – Я рада за тебя, Коршун-Пух, а теперь отпусти меня. Сейчас же!

– Хрен тебе, Агатушка, – плююсь ядом. Я зол на нее, что такая с виду кристально-чистая, а копни глубже – продажная. – Ты моя игрушка, и это папочка так решил, заметь, не я. И я буду играть тобой, сколько захочу. Сколько он тебе дал времени на мое исправление? А?

Агата пытается вырвать руку, но я сильнее. Вбиваю ее в стену, заставив захлебнуться очередной порцией ядовитых слов, хочу налететь на губы, но щеку обжигает пощечина.

– Нет! Ты ко мне не притронешься! Я, может, и игрушка, но у меня тоже есть права. И ты сейчас уберешь свои лапы! От. Меня! – сжимает и разжимает ладонь, которая скорее всего безумно горит от прикосновения к моей дневной щетине.

– И не мечтай, – сдавливаю ее подбородок, тяну вверх, локоть отвожу в сторону, не обращая внимания на сопротивление. Ей же больнее. – Обещал ведь тебе жестокую расправу и не отступлю, мыша облезлая.

Но когда разглядываю ее лицо, красное от слез, опухшие глаза, затуманенный взгляд, наполненный болью, отступаю. Какого хрена я творю?

– Дам тебе фору, – отряхиваю руки, будто мне брезгливо к ней прикасаться. – Свали, сучка, с глаз долой. Трахаться я сейчас не хочу.

– Урррод, – рычит она и убегает, глотая рыдания.

Наверху хлопает дверь. Стою, ошарашенный происходящим, качаюсь на пятках и рву волосы.

Я вдруг осознаю.

Мне больно делать ей больно. Что за хрень?!

Глава 31. Мышь

Присаживаюсь на кушетку и сжимаю на коленях холодные руки. Тошнит жутко. Страшно до головокружения.

Но так будет лучше. Никто не осудит меня, не посмеет, потому что у меня нет выхода. Я никому не нужна, кроме слепого брата и старенькой бабушки, которая сама еле ходит и помочь с ребенком не сможет. Так что, все правильно.

Я так ухожу в себя, что не сразу слышу, как щелкает дверь. Уже когда рядом появляется стул, и Давид приседает на край, перекрыв собой весь кабинет, слегка вздрагиваю от неожиданности.

– Как ты? – мягко и как всегда с легкой улыбкой спрашивает врач. – Очень бледная, и анализы, – он разворачивает папку и качает головой, – мягко говоря, не очень.

– Какая разница? – сухо проговариваю, сглатывая вязкую слюну.

Давид прикрывает бумаги широкой ладонью, серьезно смотрит мне в глаза, а потом говорит:

– Уверена, что хочешь этого? Может, стоило Руслану сказать? Он все-таки отец, хоть и обормот.

– Нет, – отворачиваюсь от его пристального взгляда, а слезы сами наплывают на глаза и размывают видимость. Вдохнув, снова смотрю на врача и жестко прошу: – И ты никогда не скажешь ему об этом. Слово дай. Обещай мне!

Его привычная улыбка теряется в тонкой сжатой линии губ.

– Агата…

– Хватит. Не нужно уговаривать. Это мое решение, мое право. Коршуну все равно этот ребенок не нужен, а я не потяну. – Плечи сводит от невыносимой тяжести. Мне хочется сжаться и закричать, но я держусь из последних сил.

Давид качает головой, резко вдыхает и наклоняет немного вперед.

– Я помогу, стану хорошим крестным папочкой. Давно хотел пузатого спиногрызика завести. Эй, – теплая ладонь ложится на мое плечо, а мужчина смотрит в глаза умоляюще и тревожно. – Это ведь не конец света. Если не ценит тебя этот мудак, плюнь на него и гордо иди дальше. Агата, ты же прекрасная женщина, самостоятельная, очень красивая. Все получится, – ладонь накрывает мои сплетенные на коленях руки, слабо сжимает, а я отстраняюсь и пытаюсь вырваться.

– Прошу тебя, остановись, – шепчу, сил сказать громче совсем не хватает.

Давид не настаивает, тут же поднимается со стула и отходит к столу. Снова расплывается в улыбке, только теперь ненатуральной и пластиковой.

– Да, не запал, что поделаешь. У меня вечно так. Гожусь лишь для хорошего секса.

– Извини, – прячу взгляд. Меня к нему никогда не тянуло, хотя я признаю, что он прекрасный мужчина, но подлому сердцу не прикажешь. – Я не твоя половинка, к сожалению.