Нелюбим

В голове неожиданно прояснилось – то ли чистота стен подействовала, то ли свежего откровения дуновение высветлило основательно запотелые окна его мыслительной комнаты. А, может, подзадорила близость противника. Как бы то ни было, только вдруг нагромождение фактов, домыслов и предчувствий перестало казаться хаотически немотивированным и непонятным, как куча бирюлек. Картина помалу начало вырисовываться вполне ясная, охватить и проанализировать которую уже был способен и его земной мозг – надо было лишь постараться из общего вороха, из нагромождения небылиц вытащить первую палочку-подсказку, а за ней следующую, и так, не останавливаясь до полной разгадки.

Хорошо, сказал Тант, помозгуем. Гимнастика ума, он помнил, фигуры не портит.

Впрочем, ему-то, думать о фигуре, с какой стати?

Он сознательно уводил себя от главных задач. Думать целенаправленно о пустяках – это как разогревать двигатель на морозе.

Он сварил кофе, выключил верхний свет, потом оживил приемник, заставив его исторгнуть из недр своих неспешную джазовую композицию. Ему нужен был кул, и он его получил. После забрался в любимое кресло у камина, забросил ноги на решетку, вытянулся. Придвинул, не глядя пепельницу, зажег сигаретку. Глоток кофе, и – бодрая мысль: можно начинать.

Пожалуй, слишком бодрая, чересчур. Начинать-то можно, да что- то не очень начинается…

Выполняя последовательно все эти манипуляции, он держал ум настороже, у кромки поля задачи, но, сказал себе – начинай, и спасовал. Наметившиеся, как ему казалось, перспективные мысли о развитии сюжета испуганно шарахнулись врассыпную, в тайные норы извилин, словно мыши при вспышке света.

Тант, досадливо морщась, заворочался, закрутился в кресле. Он должен был думать, он собирался думать, – а мысли не шли.

Комфорт убил в тебе мудреца, сказал он себе – о себе – вслух. Допил одним большим глотком кофе и отставил чашку в сторону. Сигарету, впрочем, оставил, лишь закусил фильтр. Курил он довольно редко, не страдал привязанностью, тем более зависимостью, но курение неизменно помогало ему сосредотачивать мысли. Поэтому, в особых случаях, он, что называется, усугублял.

Все, полная концентрация воли, концентрация мысли, концентрация духа. Все, что меня интересует, все, что важно – во мне, лишь во мне самом, настраиваясь, продекламировал он нараспев.

Формула, произнесенная точно заклинание, неожиданно быстро очистила сознание от белого шума и, простимулировав, отлетела. Тант расслабился, и тогда в него тихо вошла музыка, простая, доступная, земная, повествующая что-то щемяще грустное о далеких неведомых странах, о людях, их населяющих, и, конечно, о счастье, которому суждено сбыться, но неведомо в какой срок. Быть может, это настроение светлой грусти, это состояние предчувствия счастья и помогли ему настроиться на нужный лад. Перед мысленным взором его вновь замерцал фантастических мир, в котором так странно и тесно переплелась жизнь, знакомая до мелочей, с жизнью иной, слов для описания которой он подобрать пока не мог.

Итак, начал рассуждения Тант, следует определить, что у нас есть, и чего желательно добиться, используя то, что есть. Налицо факт, что мы столкнулись с миром, о котором не имеем ни малейшего представления, который вообще скрыт от нас, живущих здесь. Доказательства? Пожалуйста. Шар – раз, девушка Ника, пользующаяся этим средством передвижения – два. Мало? Можно продолжить. Необъяснимое исчезновение нагара, копоти на стене, как и всех этих наскальных рисунков – три. Еще? Новогодний сюрприз – четыре, внезапное нашествие друзей – пять, кольцо с изумрудом – шесть. Наконец, Лалелла… С Лалеллой, конечно, промашка вышла. Давно нужно было догадаться, что она не та, за кого себя выдает. Столько быть вместе, и не узнать даже, где любимая проживать изволит… Но – артистка! Впрочем, мало ли их, странных и загадочных? Короче – Лалелла. Кто она на самом деле – не понятно, но ясно, что оттуда. И ясно, что больше она здесь не появится. Хотя, почему? Может, как раз наоборот? Нет, не появится. Во всяком случае, как Лалелла.

Он говорил – мы, он рассуждал от имени множества, как бы от лица группы единомышленников. Самообман, конечно, тем не менее, эта простая уловка помогала притупить острое чувство одиночества, им владевшее. Уж он-то понимал, что придется лезть в эту историю самому, без чьей-либо помощи. Не хотелось, да, но он почему-то и был уверен, что дело это – его личное. Так к нему и относился.

Итак, продолжил он, можно считать доказанным фактом, что существует какой-то иной мир. Возможно, неизвестное измерение нашего. Возможен и более простой вариант, а именно: кое-кто из нас, не будем указывать, кто, тихо и неспешно сошел с ума. Но этот случай оставим напоследок, рассмотрим, когда другие себя исчерпают. А пока этого не произошло, и покуда есть еще силы, будем стоять за себя горой. А куда деваться-то?