Я кричу от удовольствия, напряжённые, неистовые сокращения начинаются в моей вагине и распространяются по всему телу, заставляя меня дрожать, когда он толкается во мне снова и снова, всё быстрее и быстрее. Я плыву. Я обмякла. Я существую только благодаря мужчине, который занимается со мной страстной любовью.
— Бринн! — кричит он, прижимая меня к себе, как будто я его спасение, его единственный спаситель, и он зовёт меня по имени, как будто это единственная молитва, которая когда-либо существовала, когда-либо имела значение. — Бринн! Бринн! Бриииииииииииинн!
И затем он добавляет, его голос срывается и ломается:
— БОЖЕ, ПООООЖАЛУЙСТА!
Отчаянная просьба.
Мучительная, почти безнадежная мольба.
Я не знаю, почему он кричит мольбу к Богу, может быть, для скорого освобождения, которого он никогда не знал до этого момента. Я знаю только, что есть я и есть Кэсс, и также должен быть Бог, потому что только Бог мог вообразить наше маловероятное соединение, потому что только Бог, который любит нас, мог привести нас друг к другу.
Его тело резко дёргается, он издает всхлип, прежде чем сокращения внутри меня заполняют презерватив пульсирующими волнами. Его лоб упирается мне в плечо, а губы бездумно, инстинктивно касаются моего горла.
Мы так близки, мы один человек, наши сердца стучат в унисон, наши тела всё ещё дрожат, хотя мы яростно, отчаянно сжимаем друг друга, всё ещё тесно соединенные. Он делает глубокий, прерывистый вдох, а затем стонет у моей потной шеи, его дыхание горячее.
Я познала любовь в своей жизни, но никогда не испытывала ничего подобного раньше, и я никогда не хочу покидать святилище рук Кэссиди.
Я прижимаюсь губами к его шее и закрываю глаза.
Я люблю этого человека, и я его сокровище.
В ближайшие дни я должна выяснить, как нам остаться вместе.
Это единственное, что сейчас имеет значение.
***
Неделя пролетает в мгновение ока.
Счастливая неделя проходит ещё быстрее.
Когда училась в колледже, я вела дневник, и так как я мечтала о том мальчике, за которого ухватилось моё сердце, мои записи были постоянными и многословными. Но когда я перечитала эти дневники спустя годы, я заметила тенденцию. Я могла назвать момент, когда он смотрел в мою сторону или приглашал меня на свидание, потому что записи прекращались. В эти периоды, я была слишком занята, чтобы писать. Я была слишком счастлива, чтобы остановится и оценить свою жизнь по-настоящему, потому что я получила то, что хотела больше всего, и какое-то время была на седьмом небе.
Но рано или поздно что-то тянуло меня обратно на землю, и я возвращалась к своему дневнику, потому что реальная жизнь, тупая и тяжёлая, возрождалась. В конце концов, мы признаём определённые дни счастливыми только потому, что нам есть с чем их сравнить. И потому что они ограничены.
Каким-то образом мне удалось прервать мою грусть по поводу нашего потенциального расставания, на этой неделе я жила настоящим моментом с Кэссиди, и эти драгоценные дни были самыми счастливыми в моей жизни.
Мы занимались сексом в моей постели и в его.
На диване и на кофейном столике.
В открытом душе под звёздами.
Завернувшись в одеяло на камне Бринн, рядом с прудом Харрингтон.
Мы очень любили тела друг друга, тянулись друг к другу в любой момент, во все моменты, обвивали друг друга до тех пор, пока невозможно было сказать, где заканчивается он и начинаюсь я.
Каждую ночь мы спали, тесно прижавшись друг к другу, наши сны смешивались, наше дыхание было общим, мы обнимали друг друга до самого рассвета.
Мы занимались садоводством, собирали яйца и кипятили воду, чтобы постирать нашу одежду.
Наши матери пели нам «Битлз», когда мы были детьми, и мы поём одни и те же песни друг другу, пока Кэсс бренчит на гитаре, и мы смотрим, как оранжевые искры костра поднимаются к небесам.
Он укачивает меня, чтобы я заснула, в то время как цикады стрекочут свои колыбельные.
А я проследила вершинки и впадинки его лица, пока он мирно спал рядом со мной.
Всё это время мы игнорировали тиканье дней, позволяя одному перетекать в другой, и опять, и опять. Почти по молчаливому согласию нам удалось не обсуждать расставание друг с другом. Иногда я думаю, не вылетело ли это у него из головы. Может быть, он надеяться, что это также вылетело из моей.
Но так же, как и в колледже, в конечном счёте, реальная жизнь всегда вмешивается. Мои счастливые дни резко оборвались утром 18 июля. Я знаю, что сегодня 18 июля только потому, что мои месячные как часовой механизм. Когда они приходят, я осознаю дату и внезапно не могу её игнорировать.
До 20 июля, нашего согласованного прощания, осталось два дня.
Если я намерена сдержать своё обещание Кэссиди, то нам осталось провести вместе всего сорок восемь часов.
Он спит в моей постели, голый в полутьме рассвета, а я сижу на унитазе, глядя на розовые полосы на туалетной бумаге.