Она смотрит на меня и вздыхает.
— Да. Но, Боже мой, вы бы никогда не догадались. Он был настоящим исчадием ада.
Её лицо мрачнеет.
— Вы знаете, что говорят о детях пасторов, не так ли? Ну, этот был худшим из всех, что я когда-либо видела.
— Как же так?
Она встряхивает головой, словно отгоняя плохое воспоминание.
— В районе Уэйнов пропало много животных. Дети были в крови, напуганные, как будто дьявол преследовал их до того, как они вернулись домой, но они не сказали бы, кто это сделал. Джей-Джей всегда попадал в неприятности, но его родители были такими хорошими людьми, что никто не знал, что делать. Он был манипулятором, знаете ли, надевающим одно лицо для своих родителей, а другое для мира. Скажем так, когда Уэйны переехали в приход на юге, нам было жаль прощаться с Джексоном и Норой, но никому не было грустно смотреть, как уезжает Джей-Джей.
Я смотрю на отца, сидящего напротив меня, и он поднимает брови.
— Должно было… должно было быть… в те выходные в больнице царил хаос.
— Это правда, — подтверждает мисс Долби, не обращая внимания на многозначительный обмен между мной и моим отцом.
— Рядом с нами федеральная автострада I-95. Люди путешествуют, навещая родственников на праздник. Машины разбиваются направо и налево. Люди поскальзываются на льду. Обморожения. Это было бы что-то с чем-то.
— Мы не хотим отвлекать вас от работы, — ровно произносит моя мама, похлопывая мисс Долби по руке. — Мы ужасно сожалеем о вашем сыне. О Вилли.
Мисс Долби кивает.
— Он был хорошим мальчиком. Ему было всего пятнадцать, когда я потеряла его в тот Пасхальный день.
— Мне очень жаль, — произносит отец.
Мы все встаём, пожимая руку мисс Долби, чтобы попрощаться, когда я спрашиваю:
— Вы сказали, что Уэйны переехали. Но сохранили ли они здесь какую-нибудь собственность?
— Хмм. Да. Теперь, когда вы упомянули об этом, да. Рыбацкая хижина на озере у Катадин. Но я не видела никого из них в городе, по крайней мере, десять лет. Я бы не узнала Джей-Джея, даже если бы столкнулась с ним.
Она вздрагивает.
— От этого ребёнка у меня всегда мурашки по коже бегали. Что-то… ох, я не знаю… не так с ним, я полагаю. Вы когда-нибудь встречали кого-нибудь такого? Немного не в себе?
— Да.
Я киваю её удаляющейся фигуре.
— Да, встречала.
Отец берёт меня за руку и выводит меня и мою маму обратно из комнаты в коридор.
— Перепутаны при рождении, — шепчет моя мама.
Я сглатываю, потому что это одновременно диковинно и очевидно.
— Как такое возможно? — спрашиваю я.
Папа вздыхает.
— Неожиданная метель на праздник. Хаос в больнице. Люди, едущие навестить семью. Автомобильные аварии. Перебои в подаче электроэнергии. Два маленьких ребёнка, рождённых при таких обстоятельствах? Могло случиться всё, что угодно.
— Пойдёмте, — говорю я им, направляясь к входной двери.
— Куда теперь? — спрашивает моя мама.
— В больницу.
***
Когда мы прибываем в главную больницу Миллинокета, мы идём по указателям к информационной стойке.
— Добрый день, — говорит молодая женщина, сидящая за столом. — Пришли на часы посещений?
— Нет, — говорит папа, удивляя меня, делая шаг вперёд и тепло улыбаясь. — Вообще-то, мы пытаемся разгадать небольшую тайну.
— Вот как? — спрашивает администраторша, улыбаясь моему отцу. Он всегда был очарователен.
— Да, конечно. Моя дочь, вот, Бринн, родилась в этой самой больнице в 1987 году.
— О боже! С возвращением!
— Мы ехали с озера Портидж, где у нас есть летний домик, когда у моей жены… —
папа обнимает маму и притягивает её к себе, — начались схватки. Ну, я съехал с шоссе, и, слава Богу, что эта больница была здесь и ждала нас.
— Аминь! — предлагает администратор.
Папа смеётся и кивает.
— В самом деле, Аминь!
— Что потом?
— Ну, мы провели здесь две ночи, и за нами присматривала замечательная медсестра. И знаете что? Спустя все эти годы, мы здесь, снова в этой лесной глуши, и подумали, почему бы нам не воспользоваться шансом зайти и сказать ей спасибо.
— О, черт возьми! Это так, так, так мило!
Мой отец опирается локтём на стойку и одаривает её улыбкой в тысячу мегаватт, с которой выигрывал все свои самые трудные судебные дела.
— Как вы думаете, вы могли бы помочь нам?
— Конечно! — говорит она, заговорщически улыбаясь каждому из нас. — Что я могу сделать?
— Вы знаете имя той медсестры из родильного отделения, которая здесь уже…
— Типа, сто лет? — серьёзно спрашивает молодая женщина.
Клянусь, я вижу, как мама украдкой закатывает глаза, но, к её чести, она кивает и улыбается.
— Всего тридцать, дорогая.
— Бетти Лэндон тут уже давно, — говорит администраторша.
— Вы уверены? — спрашивает мой папа. — Бетти. Хмм. Имя Бетти кажется правильным.
Молодая женщина шепчет:
— Она принимала роды у моей мамы, а ей тридцать восемь!
— Тогда Бетти наша девчонка! — радуется мой папа.
— Она здесь сегодня. Хотите, я посмотрю, свободна ли она, чтобы спуститься и быстро поздороваться?
— Оу, — произносит он, — вы бы могли?
— Конечно!
Я смотрю, как администраторша берёт трубку, просит позвать с Бетти, рассказывает нашу историю, и торжествующе улыбается моему отцу.