Neлюбoff

-А я, все - таки, возьму нам пивка и фисташек - говорит Павел, и резко вскочив, устремляется к барной стойке, с невероятной для его телосложения, прытью. Я смотрю в его могучую, удаляющуюся спину, и даже не замечаю, когда атмосфера в баре начинает меняться. Просто сижу, рассматривая улицу сквозь грязное стекло окна, размышляя, какой еще сюрприз приготовила мне моя судьба, по имени Софья. Но, вдруг вижу, как вокруг меня образовывается пустота, как жмутся к стенам, только что веселящиеся люди . Мужчина, сидящий за соседним столиком, побледнев, смотрит мне за спину испуганным, затравленным взглядом, а его собеседница раскрывает рот в безмолвном крике. Она похожа на аквариумную рыбку, и мне становится смешно, глядя в ее испуганные глаза. Я оборачиваюсь, что бы посмотреть, что происходит и встречаюсь со взглядом, полным ненависти и безумия. За моей спиной стоит Олег, сжимая в руке черный, вороненый пистолет. Он целится в меня, но мне, почему- то, совсем не страшно, словно в детстве, когда мы вместе играли в войнушку, а потом, раскинув в стороны руки, валялись в пыли, изображая из себя убитых бойцов. Олег никогда не хотел умирать, он до ужаса, до какого - то сверхъестественного трепета, боялся смерти, боялся даже играя, задеть эту страшную силу. Олег болен, это видно по лихорадочно блестящим глазам, уродливой, неестественной ухмылке, пересекающей его лицо, словно черная, глубокая расщелина. Рука, в которой зажат пистолет трясется, и от того смертоносный ствол оружия, словно танцует, какой - то безумный танец. Пот мелкими бисеринками покрывает изможденное, осунувшееся лицо Олега, делая его еще более гротескным, ненастоящим в тусклом освещении питейного заведения. Я делаю шаг навстречу к моему другу детства, брату, но он отшатывается от меня, как от чумного.

- Олег, не нужно, успокойся. Давай разберёмся между собой. Могут невинные люди пострадать, ты же понимаешь это - умоляю я моего обезумевшего друга, взывая к голосу разума. Желая только одного, увести его из заведения, во избежание трагедии. Но он не слышит меня. Не желает слушать.

- Прости, брат, наверное, страшно умирать, зная, что скоро станешь отцом. Не увидев, не подержав на руках своё продолжение - судорожно, кривя лицо в подобии улыбки, говорит Олег. - Так ты не знал? - удивленно продолжает он, видя шок и не понимание, написанные у меня на лице.

-Олег ты бредишь - неуверенно говорю я, чувствуя горячую волну запоздалого страха и болезненного сожаления, о том, что я, так и не успел найти мою Софи, вымолить у нее прощение и просто любить. Каждый день видеть ее, чувствовать, жить.

-Нет, Толян, не брежу. Софья беременна, и месяца через три, ты мог бы стать счастливым папой. Жаль, что не суждено, правда? Ты прости, но я не могу позволить тебе отобрать у меня единственную мою, настоящую любовь. Ты итак все забрал у меня. Все, что по праву принадлежало мне. Отца, счастье, женщину, за которую я сдохнуть был готов. А она тебя предпочла, выгнала меня, как кобеля дворового. Не получилось у меня отобрать у тебя Софью. Значит, я тебя у нее заберу. Мне не достанется, но и ты не будешь с ней.

Я вижу толстый палец Олега, нажимающий спусковой крючок, словно в замедленной киносъемке, чувствую сильный удар в плечо, опрокидывающий меня на спину. Где то рядом, истошно кричит женщина, страшно с подывыванием. Боли нет, как ни странно, просто какое - то отупение, не способность реагировать на происходящее, двигаться. Боковым зрением я вижу, как Олег подносит черный ствол пистолета к своему виску, как вернувшийся Пашка бросается к нашему бывшему другу, надеясь помешать ему, совершить последнюю глупость в своей жизни. Кружки с пивом выпадают из огромной ручищи Павла, рассыпаясь по каменному полу миллионами прозрачных стеклянных брызг. Звон разбитой посуды, сливается с оглушающе громким звуком выстрела. И тут на меня обрушивается горячая волна, раскаленной боли и отчаяния, лишая меня остатков сознания, погружая в липкую, густую субстанцию беспамятства. слышу, как рыдает Пашка, наш сильный несгибаемый Пашка, воет, словно раненый зверь. «Что же ты наделал отец, с нашими жизнями?» - Мелькает в голове последняя мысль, прежде чем я погружают в небытие.

ГЛАВА 34

ГЛАВА37

[Она]

- Ешь давай, пока горячие - говорит баба Глаша, ставя передовой мной тарелку с , почти прозрачными, дырчатыми блинами, политыми сметаной и медом. Рот тут же наполняется слюной.

-Меня доктор уже ругает из - за веса, говорит, что я скоро передвигаться не смогу - жуя говорю я и тянусь за телевизионных пультом

- Поешь спокойно, прямо зависимость у тебя от телевизора - ворчит старушка, с удовольствием глядя, как я ем. - А врач твой, глупости говорит. Ребенка кормить нужно, или ты думаешь, малышу лучше будет, если ты ноги таскать не сможешь?

-Баб Глаш, ну можно я телевизор посмотрю - улыбаюсь я, глядя на насупившуюся бабушку.