Нелюдь

Женька стоял метрах в пятидесяти, лицом к отцу. Камский медленно шагнул к нему, готовясь увидеть, как сын отдаляется, не подпуская к себе… Женька остался на месте, и Камский прибавил ходу, а через несколько шагов сорвался на бег, не выпуская из виду худощавой русоволосой фигурки. Все чувства расплавились в жгучем, бешеном стремлении – добежать, успеть…

– Женя!!!

Горло сдавило спазмом – предвестником слёз. Константин крепко прижал сына к себе: сглотнул – тягуче, с болью… Но голос вернулся, и Камский зашептал – торопливо, сбивчиво, часто смаргивая навернувшуюся на глаза влагу:

– Я пришёл, видишь… Пришёл. Сейчас уйдём, я тебе обещаю… Женя, сынок…

– Что, так и не вспомнил?

Вкрадчивое удивление прозвучало совсем рядом. Константин машинально рыскнул взглядом влево-вправо, пытаясь увидеть говорящего. Потом отрицательно мотнул головой:

– Мне нечего вспоминать.

– Дело твоё, – хмыкнула пустота. – Но ответов-то всё равно хочется? Нет?

– Я недавно слышал, что некоторых ответов лучше не знать, – упрямо сказал Камский. – Или что-то изменилось?

– Абсолютно ничего! Просто… теперь мне хочется, чтобы ты знал.

Константин не стал отвечать, молча поднял сына на руки. Женька прижался, обхватил его шею с цепкостью существа, пережившего что-то невообразимо жуткое.

И могущего повториться в любой миг.

Камскому осатанело захотелось что-нибудь сделать с пустотой. Неважно что, но – обязательно почувствовать её страдание…

– А что можно сделать с пустотой? – озадачился голос. – Знаешь… ничего.

Константин сжал зубы, шагнул к светлому пятну дверного проёма. Пустота дала ему пройти метров пять и сочувственно проговорила:

– Это ведь ты во всём виноват… Только ты.

Камский заставил себя идти дальше.

«Брешешь, тварь».

– Чего нет, того нет, – отрезал голос. – Помнишь ту аварию? Да помнишь, такое мало кому по силам забыть… Думаешь, со «Скорой» тогда просто повезло? Не-е-ет…

Константин невольно остановился. Тогда, одиннадцать лет назад, «Скорая» и в самом деле появилась как по волшебству. Потом Камский узнал, что бригада ехала с вызова, после которого безотказный «Форд» почему-то не пожелал заводиться, сделав это лишь через четверть часа. Будто подгадав так, чтобы очутиться на месте аварии спустя несколько минут после столкновения. По выражению словоохотливого врача, беременную Альбину «успели остановить в шаге от бездны».

– Везение, оно ведь из ниоткуда не берётся. – В голосе промелькнули нотки Сильвера, поясняющего про непредсказуемость жизни. – Ты же меня сам попросил… Вспоминай.

– Я тебя не просил… – хрипло прошептал Камский немеющими губами.

Он вдруг услышал дыхание пустоты – затравленное, прерывистое: странно знакомое… А спустя миг – понял, что последует за ним.

– …Помогите, кто-нибудь! Берите что хотите, только пусть живёт…

Полустон, полурычание звучали со всех сторон. Константину невыносимо хотелось заткнуть уши, и только страх расцепить пальцы и отпустить Женьку заставлял терпеть и слушать. Пустота говорила его голосом, и беспощадная память не могла отыскать лжи в этой мольбе…

– Я тебя не просил! – заорал Камский, и пустота мгновенно замолчала. – Не тебя!

– Это ты сейчас так говоришь, – с невыносимой уверенностью парировал голос. – А тогда тебе было всё равно, кто поможет. А другой бы всё равно не помог, можешь мне поверить. Хотя вру: исключения бывают. Но это такая изумительная редкость… Он считает, что вы должны всё сами, он много чего считает, вразрез с вашими представлениями о нём. Я знаю, не сомневайся.

– Но… одиннадцать лет… – растерянно пробормотал Константин. – Почему ты не забрал сына сразу, тогда? Или платой был не он? Или… из-за Альбины?

– Соображаешь, – одобрительно хмыкнула пустота. – Его отдал мне только ты, от неё я согласия не получал. Но когда её не стало, я смог забрать своё… Своё я забираю всегда.

У Камского вдруг возникло ощущение, что это не все ответы. Есть что-то ещё, припасённое пустотой напоследок, заключительный штрих…

Догадка заставила его сделать новый шаг к выходу.

«Быстрее!»

Сумерки сменились тьмой из сна, с теми же звуками и запахами. Свет в прихожей, до которой оставалось метров тридцать, стал почти ослепительным.

«Быстрее!!!»

На освещённый пятачок из тьмы шагнуло не меньше дюжины невысоких силуэтов.

Дети.

Камский невольно сбавил скорость, а потом и вовсе остановился. Его и продолжающих выходить в свет детей разделяло чуть больше десяти метров. До порога, за которым было спасение, – около пятнадцати.

– Родители отдают мне их чаще, чем ты можешь себе представить…

Голос звучал прямо за спиной. Дети стояли скученно, освещённый кусок не вмещал всех, но никто не зашёл в прихожую, словно порог был непреодолимой чертой. Константин чувствовал: он видит не всех, тьма скрывает гораздо больше детских фигурок. Лица были почти неразличимы, и всё же Камскому казалось, что дети смотрят на него безо всякой приязни…