Нелюдь

Новое здание Службы было выстроено на месте огромного стадиона, на котором курсант Трастамара с восьми лет играл в мяч. Тогда стадион был усыпан необычайно легким белым песком, которого никто нигде не видел на Митре. О песке этом курсанты шептались, что это не песок вовсе, а кости Врага. Якобы в Войну на этом месте был расположен концлагерь; туда бросили несколько тысяч сдавшихся ттакк, и, когда ттакки сильно ослабли от голода, император Чеслав пустил в лагерь детей. Некоторым детям было по семь-восемь лет, но все равно они были выше ттакк. «Я хочу, чтобы эти дети выросли, зная, что ттакку легко убить», – сказал император Чеслав.

Однажды, когда Станису было девять, он спросил прапрадеда, правда ли, что этот белый песок – кости Врага. «А что ты хочешь сделать?» – спросил тот. «Мы выделим их ДНК, а потом посадим их в клетку», – ответил Станис.

Дед ничего не ответил, а через полгода на этом месте стали строить новый Центр. Эстакада у входа по-прежнему была засыпана белым песочком; над эстакадой, на высоте пятнадцати этажей парила неподвижная золотая маска: прижизненный еще слепок великого Ли.

Когда полковник Трастамара вошел в кабинет, светлейший Ассен Ширт был не один. Слева от него за круглым столом сидел первый министр Хабилунка. Случаи, когда Хабилунка приезжал в Службу, полковник Трастамара мог перечесть по пальцам, причем не снимая ботинок.

Трастамара застыл на пороге и отдал честь, и первый министр, небрежно качнув головой, продолжил листать его рапорт.

Сбоку от Трастамары раскрылась дверь комнаты отдыха, и в кабинет скользнул Тино Чебира. Он кивнул Станису и занял место справа от шефа.

Полковник Трастамара остался стоять, потому что его никто садиться не пригласил. Первый министр листал доклад Трастамары. Белые строки горели над черным столом. Тино Чебира, склонив голову по-птичьи, перебегал глазами со строк на Трастамару и обратно. Секунды текли, плоские буквы сменялись объемными картинками. Трастамаре было не очень удобно стоять. Ноги, поврежденные на Лене, были, как и вчера, охвачены экзоскелетами, и в том месте, где синтетическая нейроника соединялась с вегетативной нервной системой, чесалось, словно от кипятка. Первый министр освоил последнюю страницу, поднял голову и спросил:

– Э… э… а где же показания директора филиала? Аристарха Фора?

– Его невозможно было допросить, – сказал Трастамара, – он покончил с собой.

– Это бывает, – проговорил Тино Чебира. – У нашего Станиса люди часто совершают самоубийство, если не хотят показывать то, что вам надо.

– А_арст был не человек, а барр, – ответил Трастамара.

– Кстати, полковник, – спросил Ассен Ширт, – а почему вы так долго добирались до Митры? «Эдем» угнали пять дней назад.

Грязенепроницаемые серебристые погоны на черном кителе шефа Службы Опеки выгодно оттеняли его бледное лицо. Из-под безупречно отглаженных манжет на запястье рядом с коммом выглядывала красная точка от внутривенной капельницы. В широком, во всю стену окне виднелась золотая макушка великого Ли. С того места, где стоял Трастамара, было хорошо видно, что великий Ли плавал у шефа Службы Опеки в ногах.

– Я был на Лене, – коротко сказал Трастамара.

– Да, кстати, – прибавил Тино Чебира, – губернатор Лены подал на вас жалобу. Какой-то местный наркобарон, сидящий сейчас в тюрьме Лены, утверждает, что вы вымогали у него долю в бизнесе, а когда он отказался – вы взяли и устроили показательный налет.

– И не только губернатор Лены, – сказал Ассен Ширт, – ознакомьтесь.

Он протянул над столом планш-сканер, и, так как Станис Трастамара не двинулся с места, Тино Чебира взял планш, встал и передал его Трастамаре.

Показания содержали душераздирающее описание избиения и угроз, коим инженер подвергся после того, как не согласился указать угонщиком Эйрика ван Эрлика. Согласно показаниям, майор Родай Син лично сломала инженеру ключицу, а всего пытки претерпели не менее десяти сотрудников верфей.

Более всего Трастамару порадовало описание смерти Аристарха Фора, исполненное подлинной художественной экспрессии и высокого драматизма. По утверждению инженера, храбрый барр категорически отказался лжесвидетельствовать, и тогда глава Оперативного Штаба, прокричав «паршивый евнух», лично выстрелил барру в голову, «так что его мозги вылетели на меня». Трастамара выделил абзац красным и вернул планшетку Ассену Ширту.

– Советую переписать, – сказал Трастамара, – а то будет глупо. Бог с ним, что свидетель не знает физиологии барров. Так ведь получается, что этого не знаю я. Совершенно позорный для Службы момент, вы не находите: начальник Оперативного Штаба не знает, что вышибить барру мозги из головы никак нельзя, потому что они у него в позвоночнике.

Ассен Ширт вскочил, уже не владея собой. В глазах его бушевала плазма.