Нелюдим (ЛП)

— Вы и вправду плоховато справляетесь.

— Наверное, да.

— Попрактикуйтесь. Только на ком-нибудь другом.

1968 год

Тоби открыл февральский номер журнала «Аргози»^[2] и перелистнул на страницу, которую хотел показать Оуэну.

— Этот вид очень похож на тебя, — сказал он, выставив перед собой фотографии снежного человека, сделанные Роджером Паттерсоном и Бобом Гимлином. — Его шкура гораздо темнее, у тебя лицо другое и есть когти, но... не знаю, мне кажется, сходство есть.

Нет.

— Ты так не думаешь? — Он посмотрел туда-сюда, сравнивая Оуэна с фотографией. — Ага, наверное, ты прав. В любом случае это было в Калифорнии.

* * *

— Я увольняюсь.

— Не увольняешься, — сказал мистер Зак.

— Точно увольняюсь.

— Не-а. И знаешь почему?

— Почему?

— Потому что ты, Тоби, что называется, «ценный сотрудник». По этой причине не в моих интересах позволить тебе уйти. Поэтому мы устроим то, что специалисты называют «переговорным процессом», во время которого я сделаю контрпредложение, и мы будем спорить, пока не придем к взаимовыгодному соглашению. Как думаешь?

— Думаю, мне придется следить за каждым вашим шагом.

— Хорошая тактика независимо от ситуации. Итак, ты попросил прибавку в десять процентов. Ты знал, идя сюда, что я не подниму тебе зарплату на десять процентов. Я предложу тебе два.

— Я увольняюсь.

— Если без шуток, могу поднять на пять процентов.

— Я заслуживаю по крайней мере восемь.

— Яне могу поднять на восемь. Или у тебя есть жена и дети, которых нужно содержать и о которых ты мне не рассказывал?

— У меня есть питомец.

— Кошка или собака?

— Ни то ни другое.

— Предлагаю шесть. И ты согласишься на шесть, потому что любишь работать здесь и я люблю, когда ты здесь работаешь, да и в целом это для всех приятно, а еще потому, что другие боссы более придирчивы и менее забавны, чем я.

Тоби подумал, что мистер Зак всегда немного перегибает с «забавностью», но он был прав: другие боссы гораздо хуже. По крайней мере, на Тоби никогда не орали и его никогда не шпыняли.

— Семь.

— Шесть и улыбка.

— Семь и удар по лицу.

— Семь и улыбка. Видишь? Это гораздо лучше, чем быть безработным. — Мистер Зак похлопал Тоби по плечу. — Ты хороший парень. Странно, что тебя еще не заарканила какая-нибудь милая барышня.

— Я редко выбираюсь из дома.

1969 год

— Где ты был? Ты знаешь, как я волновался? — допытывался Тоби.

Оуэн просто пялился на него.

— Три дня! Тебя не было три дня! Я думал, что ты ранен или переселился! Я, конечно, не ждал, что ты мне напишешь записку, но ты же мог сделать хоть что-нибудь!

Оуэн оскалился.

— А, так ты на меня злишься? Но это не я исчез на три дня. Где ты был?

Оуэн указал налево.

— Что ты делал?

Оуэн изобразил плывущую собаку.

— Ты плавал? Ты ушел на три дня плавать?

Большие пальцы вверх. Да.

— Ты не мог плавать три дня. Куда бы ты пошел? Ты что, нашел какой-то пруд?

Да.

— Не стоило уходить так надолго. Ты мог бы придумать способ оставить сообщение или по крайней мере заранее сказать мне, что уходишь. Знаешь, путь до тебя неблизкий. Я мог найти дела поинтересней, чем топать сюда пешком, только чтобы обнаружить пустую пещеру.

Оуэн постучал двумя когтями себе по сердцу. Мне жаль.

— Да, должно быть жаль. У меня ведь, кроме тебя, никого нет.

Оуэн наморщил лоб и скрючил указательный палец.

— Нет, я не злюсь. Теперь не злюсь. Только больше так не делай, хорошо?

1970 год

— Новое десятилетие, Оуэн. Все изменится. Мир у наших ног, приятель. Не могу поверить! Я пер сюда этот праздничный колпак, а ты его не надеваешь.

1971 год

— Послушай, — сказал Тоби. Он постучал себя по уху. — Послушай. Я должен сказать кое-что очень важное. Понимаешь?

Да.

Тоби подташнивало. Он должен был признаться в этом много лет назад. Или вообще не признаваться. А вдруг он все испортит?

— Ты же помнишь тот день, верно? Давным-давно? Когда я тебя покормил?

Оуэн скрутил руку в кулак и лизнул воздух.

— Нет, нет, не мороженое. Еще раньше. Ну, может, твой первый рожок был до этого, но я имею в виду тот раз, когда я дал тебе другую еду. Человеческую еду. Ну, не ту еду, которую люди едят, а человеческую. Детишек вроде меня. Помнишь тот день?

Да.

У Тоби на глазах набухли слезы.

— Я должен тебе кое-что рассказать. Ты должен пообещать, что не будешь злиться. Обещаешь? Уверен? Ты должен обещать.

Оуэн пообещал.

— Когда я это сделал, когда привел тебя к их телам, я не думал о тебе. Я собирался свалить это на тебя. — Тоби не останавливал слезы. — Сейчас я бы этого не сделал. Если полиция раскроет это, я во всем признаюсь. Я дам им понять, что ты к смертям не имеешь никакого отношения, что в тот момент я был испуган, и не знал тебя, и хотел только избавиться от тел, чтобы их никто не нашел.

Реакции не последовало.

— Извини, я даже не должен был тебе этого рассказывать. Ты, может, и не поймешь меня. Я просто... я чувствовал себя виноватым все это время, и мне нужно было снять груз с плеч. Это был ужасный поступок. Мы, конечно, тогда еще не были друзьями, но, несмотря на это, я бы позволил им посадить тебя в газовую камеру, или что они там делают. Но теперь нет. Клянусь.