Нэлли

Не теряя ни минуты, Джим, как кошка, вскарабкался на толстую ветку кустарника, пригнул ее тяжестью своего тела к земле и, сняв висевший на ней парик, бросил его англичанке.

Та быстро схватила его руками и, не поднимаясь с земли, начала прилаживать парик на свою голую голову.

Второпях она сначала надела его задом наперед, потом, ощупав голову, убедилась в ошибке и стала его поворачивать. Это удалось ей не сразу, пришлось откалывать от парика шляпу.

Все это мисс Гоф проделывала, стоя на коленях, с сильно пригнутой к земле головой. Ее лицо, показавшееся Джиму бледным, как бумага, теперь стало багровым от волнения и стыда.

Наблюдавший эту сцену Вилли, заливаясь хохотом, бросился в кусты.

— Не могу, не могу! — повторял он, когда к нему подбежал Джим. — Ты видел ее рожу, когда она осталась без волос? Ну, совсем точно неоперившийся птенец, когда он тянется из гнезда в ожидании своей матери с криком. А ты напрасно достал с ветки ее парик. Гораздо было бы интереснее, если бы это сделал лейтенант Брукс.

— Мне ее стало уж очень жалко, Вилли! — сказал Джим.

Англичанка скоро овладела собой и, достав из сумочки зеркало, спокойно приводила в порядок свою прическу.

— Что с вами случилось? — спросил, подходя к ней, офицер.

— Как вам не стыдно было оставлять меня одну! — набросилась она на него. Я упала и так больно расшиблась, что не могу идти к этому вашему ключу.

— Ну, как же, мисс Гоф, мы почти уж на самом дне пропасти!

— А ну вас с этой проклятой пропастью! Я не могу больше, — решительно ответила мисс Гоф. — Отпустите канаков, и мы как-нибудь вернемся наверх одни.

Как ни уговаривал офицер упрямую англичанку, но она твердо стояла на своем.

В конце концов лейтенанту пришлось подчиниться воле своей спутницы. Он дал канаку пять долларов и был очень доволен, когда тог отказался взять деньги.,

— Какая удобная тропинка! — заметил Джим, когда они возвращались по прекрасно утоптанной дорожке. — Почему ты их не повел по иенам, Конама?

— Ну, вот еще, стал бы я им показывать эту дорогу! Я и так не на шутку струхнул, когда увидел эту полицейскую шпионку. Теперь мне нельзя попасться ей на глаза, — пропаду! — отвечал канак.

— Ты думаешь, что она будет справляться о тебе во второй школе? — спросил Вилли.

— Я уверен, что завтра же она сама туда съездит повидать учителя отечественной истории. Ищи ветра в поле, — сказал канак и громко расхохотался.

— А все-таки жалко, что офицер не видел без парика эту старую ворону! — сказал Вилли, садясь на лошадь.

— Зато он видел парик, когда тот так красиво качался на ветке, а ветерок развевал рыжие волосы. Ну, вот и площадка, — сказал Джим, перелезая через каменную ограду.

— Послушай, Чен, — обратился Конама к шоферу-китайцу, — твои господа велели тебе ехать домой. Они остановились в гостинице Пали, вон, что виднеется там внизу, в долине. Завтра утром в десять часов, ты за ними туда приедешь.

Китаец пустил мотор. Он был голоден и радовался скорому возвращению в город.

Джим и Вилли, взбираясь на лошадей, еле сдерживали себя, чтобы не разразиться хохотом.

XIV. Встреча

— Дик!

— Петя!

— А где же Нэлли? — спрашивал матрас, обнимая и целуя Петра Орлова.

— Я здесь, Дик! — раздался звонкий голос девочки, и она, с шумом сбежав с лестницы, в подземелье, бросилась к нему на шею.

— Ну, дайте же мне на вас посмотреть, — говорил Дик, оглядывая с головы до ног мальчика и девочку.

— Нет, чёрт возьми, сам Шерлок Холмс, этот величайший из сыщиков в мире, и тот не узнал бы вас в таком виде!

— Когда вы приехали, Дик? — спросила Нэлли.

— Я прямо с парохода. Скоро и Кеуа придет. Он, по обыкновению, перевозит пассажиров на берег, — отвечал матрос.

Роза с сияющим лицом смотрела на эту трогательную сцену.

«Дик вернулся, стало-быть, я скоро вырвусь из этого проклятого подземелья», — думала негритянка.

Пришел и Окалани.

Начались расспросы и бесконечные рассказы детей о своей жизни на Оагу и прежде всего о только-что пережитом приключении в исторической пропасти. Дик от души смеялся, слушая, как Нэлли во всех подробностях описывала ему англичанку без парика.

Не правда ли, эта сцена как-раз подходила бы для кинематографа? — сказала она.

Одно не понравилось Дику, это отсылка шофера домой.

— Все было бы гладко, если бы не эта совершенно никому не нужная шутка. Ты это напрасно сделал, Окалани, — сказал Дик канаку.

— Мне хотелось чем-нибудь насолить им, — оправдывался тот.

— Насолил ты не им, а себе и нам всем, — заметил матрос. — Теперь снова они поднимут на ноги здешнюю полицию и начнут доискиваться, что это за таинственный учитель с двумя учениками.

— Все равно эта старая карга навела бы справки во второй школе, — возразил канак.

— Ну, и что же из этого, пусть, себе наводила бы! Полиция не стала бы волноваться из-за того, что какой-то коммунист канак назвался учителем, — сказал Дик. — Наконец, ей было бы стыдно поднимать историю, так как стал бы известен случай с ее париком. Теперь же, наверное, обо всем случившемся офицер заявит губернатору.

— Не заявит, он завтра уезжает в Америку, — ответил Окалани.