Нельзя, Можно, Нельзя

Из бани идем мимо киоска Союзпечати. Там на витрине открытки с натюрмортами (Хруцкого, кажется). "Зачем какие-то натюрморты еще?" - "Ну как же! Это ведь выбор тоже. Изобразил художник дичь - чьи вкусы он отражает? Правильно, знати. А если Петров-Водкин селедку на газете... ты понимаешь?" Я понимала.

Я тонула с открытыми глазами... До сих пор вижу это так ясно, словно пережила все секунду назад.

Пузыри воздуха вылетали из меня виноградными гроздьями: быстро-быстро. Я слышала и звуки - почти матерные: бль-бль-бль... Значит, была в полном сознании, но страх так сковал меня, что ничего, кроме что делать, как спастись, в голове не было.

И билось громко железное сердце воды: бух-бух-бух. Наверное, это мое сердце стучало, но тогда я этого не понимала. И вот последние пузырьки удалились... Но что это? Навстречу мне пошли другие пузырьки! Вскоре я узнала лицо Веры. Она нырнула, чтобы спасти меня. Ангел, ангел! Буквально я видела ее в виде крылатого существа, которое спускается ко мне сверху. Но все-таки я, видимо, была на грани безумия, потому что стала сильно хватать Веру за руки. Мы могли тогда обе остаться на дне. Но она не растерялась и укусила меня изо всех сил. Тут я и отпустила ее руки - за косу она вытащила меня из воды.

- Убийца! - кричала она, отплевываясь. - Зачем ты хватала меня за руки?

- Спасибо, - слабым голосом отвечала я, краем глаза наблюдая, как Вадик выливает воду из своей гитары (даже гитара чуть не утонула).

- Убийца, смотри, какие синяки остались у меня на запястьях!

- Спасибо...

Оказалось: плот перевернулся, и меня ударило бревном по голове. Но Вера спасла. Как мне в тот миг хотелось, чтоб меня звали Верой!

Ведь без нее я лежала б... осталась на дне, со мной утонуло бы все мое будущее: все мои дружбы, любови, семья, дети, книги и картины (это я сейчас так думаю).

Когда КАПЕЛЛА вела меня домой - под руки, я пробормотала что-то про сон не зря, мол, война приснилась, меня схватили фашисты и пытали.

- Тебе одной, что ли, война снится? - устало спросила Вика. - Я тоже вчера видела ядерный гриб над клубом.

Вадик про карибский кризис начал: мол, после него все такие грибочки видят во сне. Страх войны мы коленом запихивали в подсознание (жить-то надо), но от подсознания до сознания доходили вести. И вот средь ночи люди просыпались и по кусочкам собирали каждый себя - разорванного в приснившемся бою...

Возможно, всему причиной крепкий чай, не знаю. От дурноты он помог, но не дал заснуть, и к утру была готова поэма о войне (приснившейся). На следующий день я побегу с нею к Вере, прочту и услышу:

- Нинка, дура, тебя каждый день будем ударять по голове бревном и в воду! Поэтом станешь. - И она так страстно поцеловала меня в ухо, что я на несколько секунд даже оглохла на него. - Дура, сейчас же отправляй это в "Юность"!

Сказано - сделано (и я мысленно уже видела свою фамилию на страницах журнала).

- Синяки! Мне теперь не обидно вас носить - поэта я спасла, - Вера всем показывала свои запястья - дело было на "Магнитке", перекрестке, где собирались старшеклассники.

Это у нас называлось "хохмить".

Как мне было не любить таких друзей! Но все-таки еще больше я любила свободу. И через неделю решила уехать из дома - навсегда. В самостоятельную жизнь. В Крым.

Крым перевернул меня, как лопата переворачивает ком земли. Хорошо помню тот КРЫМСКИЙ УЖАС. Ужас перед пустотой жизни ясно встал перед очами души моей, психеи. Что, значит - ТАК до самого конца? Под палящим солнцем с тяпкой на винограднике... И это все?

Пусть простят меня любители Крыма, но что' мне эти скалы и розы, если я видела только коричневые комья земли перед глазами! Море? Но я уже тонула, и водобоязнь осталась навсегда.

Косу пришлось отрезать - жара. Пот стекает по всем частям тела, если первые струйки щекочут кожу, то в конце смены последние - уже разъедают. Его запах мешает думать. Нужно или чаще мыться или глубже задумываться. Мыться во время перерыва негде, значит, глубже задумывайся, Нина! Есть свобода брать, а есть свобода давать. Когда же я людям послужу, если после смены обмылась в море, доползла до постели, и все. Даже читать нет сил. В библиотеку-то заходила каждый день, меняла книжки в надежде найти ту, которая сильнее усталости. Неужели нет в мире такой книги? Нет. Не нашлось... А ведь мои товарищи по тяпке - все замужние женщины, значит, успевают готовить, стирать. Какими жизненными молотами выковываются такие характеры? Бригадирша кричит:

- Горланова, опять задумалась - работай!

Все мы смерды тут... Уж и подумать минутку нельзя.

Мне в моем теле стало неудобно жить. То спину заломит, то зуб ночью начнет меня воспитывать. Но главное: беспрерывный кашель начал меня мучить. Ко мне подошла пожилая женщина из нашей бригады:

- Попробуй пить свекольный сок с медом - мы так спасали в Казани блокадных детей из Ленинграда.

Романтизм до первого ревматизма. Я смотрела на обесцвеченный ветром тополь - все листья на нем вывернулись на тыльную сторону - вот и моя жизнь так же обесцветилась.