Нельзя

— О, смотри! Звезда упала, — указала она на темное небо и скрестила пальцы. — Хочу… Хочу, чтобы у Ильюшки лопнули яйки где-то в самолете.

— Наташа, отстань от яек моего мужа.

— А я-то тут причем? — просто святая женщина с огромными голубыми глазами. — Это турбулентность, мандавошки… Совокупность факторов, в общем. На меня никто и не подумает.

— Я подумаю. Я свидетель того, как ты насылала порчу на коко моего супруга, — прикусила губу, чтобы не засмеяться.

— Кстати, а ты проверяла его телефон, прежде чем отпустить в командировку? — вопрос был совсем не кстати, но Наташу это не останавливало.

— Я не проверяю его телефон. Ты же знаешь, — устало ответила ей, зная, что сейчас она начнет свою излюбленную тему вселенской ненависти к Илье.

— Первое время ведь проверяла, когда вы снова сошлись. Что потом изменилось? С чего такое доверие?

— Месяца три проверяла. Втихую, пока он не видит. Иногда из рук выхватывала телефон и смотрела, с кем он ведет переписку, — погрузилась я в воспоминания, за которые, почему-то, было стыдно. — Но ничего хоть сколько-то сомнительного не находила и перестала проверять. Может, доверие вернулось, может, ещё чего… Не знаю. Не проверяю и всё.

— Знаешь, почему не проверяешь? — присела подруга и потушила окурок в пепельнице, что стояла на небольшом столике близ качелей специально для неё. — Потому что тебе стало пофиг. И измену его ты не простила, а просто приняла. Типа, было и было. Улыбаемся и машем.

— Так, может, принятие — это и есть прощение?

— Не-а, ты просто наступила себе на горло ради мнимого семейного счастья. Хотя, по большому счету, ваша семейная чаша была разбита вдребезги пять лет назад одним взмахом блудливого хуя. Знаешь, как «мышка бежала, хвостиком махнула, яичко упало и разбилось». Только в вашем случае «Ильюшка бежал, хвостиком в чужую норку нырнул, чаша семейного благополучия упала и разбилась». А ты ее зачем-то собрала по осколочкам, склеила, и сейчас вы черпаете благо из чаши, которая воняет клеем и мерзким поступком твоего мужа.

— Ого, метафоры пошли в ход? — улыбнулась подруге и оттолкнулась ногой от бетонного пола, чтобы нас раскачать. — Раньше ты просто материлась. Уже прогресс.

— Я и сейчас могу сматериться, — возмущенно ответила Наташа. — Просто весь мой матерный запас ты уже слышала, поэтому нужно придумывать что-то новое, изысканное.

— А, то есть метафора про сравнение члена и хвоста — изыскана? Лучше б ты и дальше материлась.

— Иди сюда, монашка моя, — Наташа протянула ко мне руки и, буквально, сгребла в свои крепкие объятия, положив свой подбородок мне на макушку. — Честно говоря, я была уверена, что ты снесешь Илье коко после той ситуации. Ты хоть и мелкий дрыщ, но в тебе такой мощный стержень. Вспомнить хотя бы, как ты меня из гинекологического кресла за волосы вытаскивала, когда я аборт хотела сделать. Или как потом среди ночи поехала со мной рожать и подняла всю больницу на уши, чтобы мне всё сделали по высшему разряду. Ты — могучая баба. Так что все эти мои разговоры о том, что твоя семья — не такая уж и семья, я завожу только потому, что хочу для тебя лучшего. Чтобы кто-то так же заботился о тебе и рвал свою жопу ради тебя, как ты это делаешь ради других. Да, я твоя подруга, но мужская забота в разы слаще, даже если он всего лишь прикрыл твою жопу одеялом, чтоб не продуло. И не надуло.

— Ещё немного и я отдамся тебе на этих качелях, — обняла её руки, сцепленные на моих плечах и прикрыла на мгновение глаза. — А как у тебя с Маратом?

— Да никак! — нервно ответила подруга и тяжело вздохнула. — Чёртова бородатая скала. Вообще к нему невозможно подступиться. Хуже чем ты с Демьяном. Его же Демьян зовут? Я ничего не путаю? Никитка его так нахваливает.

— Да, Демьян.

— Ваньки, я смотрю, на Руси закончились, — рассмеялась подруга. — Остались только всякие Мараты и Демьяны. Они, кстати, знакомы. Так что, если что, будем дружить семьями.

— Так всё. Я спать, — высвободилась из её объятий и встала рядом с качелями. — Ты идешь?

— Конечно, — спохватилась Наташа. — Я тут одна боюсь находиться.

— Что здесь страшного? Отличное место, — обвела излюбленную мной и облагороженную крышу взглядом.

— Если только при свете дня. А ночью как-то ссыкатно. Будто сейчас самолет сверху упадет. Или спутник, — Наташа повела плечами и скрестила руки на груди. Замерзла.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Пошли спать, пока совсем не окоченела, — направилась к выходу с крыши. — Надо было пледы взять. Что-то не подумали.

— Просто кое-кто очень быстро торопился оказаться подальше от знойный соседских потрахушек. И это не я, — сыронизировала Наташа, следуя за мной. — Спорим, он сейчас её выпроваживает или уже выпроводил?

— Не спорим, а молча и идем и ложимся спать, — обернулась к ней и с нажимом произнесла. — Молча, Наташа. Молча.

— Я нем как султанский гарем, — вскинула она руки в примирительном жесте.

— То-то и оно. Как гарем.