Немая девочка

Себастиану оставалось только смотреть, как они уходят. Бежать следом, пытаться заставить Марию остановиться и выслушать его не имело смысла, и кроме того, ему не хотелось устраивать сцену в присутствии Николь. Последнее, что ей сейчас надо, это видеть, как ссорятся единственные два человека, которым она доверяет.

– Подумай о Николь! – все-таки прокричал он в последней отчаянной попытке заставить их остаться или позволить ему поехать с ними.

Мария не отвечала, просто продолжала идти.

Покидать его.

– Она стоит на той стороне, было трудно найти место для парковки, – объяснила Пийя, указывая на красную машину «Вольво» на противоположной стороне улицы.

Себастиан не двигался с места. Каждый шаг, на который они удалялись, физически ощущался в теле. Когда они собирались переходить улицу, Николь обернулась к нему. Ее взгляд, как всегда, было трудно истолковать, но Себастиану показалось, что он видит в ее глазах горе и отчаяние. Это ощущение еще усилилось, когда она медленно протянула в его сторону руку, которую не держала мама. У взрослого человека жест показался бы преувеличенно театральным, но когда Николь повернулась к нему и попыталась преодолеть маленькой вытянутой ручкой быстро увеличивающееся расстояние, это было просто душераздирающим. Себастиану пришлось проглотить ком в горле.

Мария слегка потянула дочь, и они стали переходить улицу, Николь по-прежнему с повернутым к Себастиану лицом, и чем дальше она уходила, тем более умоляющим и отчаянным казался ее взгляд. Себастиану пришлось на мгновение отвернуться.

Когда он вновь повернулся к улице, все трое уже сидели в красной машине, Пийя завела ее и выехала с парковки. Мария сидела на заднем сиденье возле окна, и он видел лишь ее профиль над маленькой наклейкой с сине-белым гербом муниципалитета Турсбю. Николь сидела дальше Марии, и ее он вообще не видел.

Она исчезла. Они исчезли.

Он потерял их.

И причина находилась у него в квартире.

Себастиан вошел в прихожую и стянул ботинки. Заметив уголком глаза какое-то движение, он поднял взгляд. Из кухни вышла Ванья и прислонилась к стене со скрещенными на груди руками, словно думала, что ей потребуется щит против его гнева.

Себастиан лишь мрачно посмотрел на нее.

Мрачно и холодно. Надеясь, что его взгляд скажет все.

Потом он просто прошел мимо нее в маленький коридорчик и дальше в гостиную. Остановился сразу за дверью. В течение многих лет это была всего лишь комната. Которая случайно оказалась в квартире, где он жил, но которой он не пользовался и никаких чувств к ней не питал. Самое яркое воспоминание было, по иронии судьбы, пожалуй, связано с Ваньей, когда он утешал ее и пытался ближе привязать ее к себе в связи с возбуждением дела против Вальдемара.

Теперь он знал, для чего ему эта большая комната.

Как ее следует использовать. Ее и остальную часть квартиры.

Ему дали почувствовать, какой могла бы быть его жизнь.

Ком переместился из горла ниже и застрял в диафрагме. Мария и Николь прожили у него не особенно долго, но достаточно для появления гложущего, ноющего ощущения. Так хорошо знакомого – с ним он жил очень долго. Именно здесь угнездилась тоска, когда вошла в его душу.

Он глубоко вдохнул, прошел в комнату, к журнальному столику возле дивана. Фломастеры, мелки, бумага, стакан с темными остатками какао на донышке и тарелка с краешками бутерброда. Во время его отсутствия Николь, видимо, ела перед телевизором. Он начал собирать разбросанные предметы. Многих людей тоска парализует, но не его. Ему всегда удавалось находить энергию и быстро убирать физические следы людей, которых он терял. После Таиланда он незамедлительно продал квартиру в Кельне, выбросил или раздал мебель, детали интерьера и одежду, сохранив лишь несколько отдельных предметов. За несколько недель он покончил с их общей жизнью в Германии и снова вернулся в Швецию.

Другое дело, что потом, разобравшись со всеми практическими делами, он полностью лишился способности двигаться дальше.

Он скорее почувствовал, чем увидел, что появилась Ванья и остановилась в дверях.

– Мне жаль, что я тебя рассердила, но ты ведь знаешь, что я права, – мягко проговорила она.

Себастиан не ответил.

– Это было, черт знает что, ты сам знаешь, – продолжила она тем же утешающим тоном, напомнившим Себастиану о том, как разговаривают с маленькими детьми, когда умирают их домашние животные, и им пытаются объяснить, что тем гораздо лучше там, где они теперь находятся. – Приди в себя, ты же профессиональный психолог, кто, как не ты, должен понимать, каким это было безумием.

Себастиан продолжал спокойно и методично собирать фломастеры и молча укладывать их обратно в коробку, раскладывая по цветам – от темного к светлому.

– Демонстративное молчание. Очень по-взрослому.