Немая. Книга 2

— Кудрет, — взмолилась я к концу первой декады через Дуняшу. — Нет ли у тебя на примете толковой женщины, готовой взять все хлопоты по хозяйству на себя? Отвечать за припасы, готовку, уборку и стирку.

— Сам хотел предложить тебе, да всё не решался. Можно я матушку из женского шатра заберу? Она ловкая, готовит вкусно и со слугами хорошо управляться может.

— Каган против не будет? — насторожилась я. Не хочу с отцом ссориться, как и он со мной. Пусть нет у нас привязанности семейной, но любой мир лучше всякой войны.

— Спрошу, конечно же, но, думаю, что не будет. Троих сыновей мать родила кагану, восемнадцать лет не брал он её на своё ложе. Нет больше нужды в ней, верю, рад будет отпустить, — спокойно, словно о ком-то постороннем, а не о родителях своих рассуждает, ответил брат.

— А сама… ой, а зовут-то матушку твою как? — Дуняша начала озвучивать мой вопрос о согласии женщины перейти ко мне, но спохватилась, что имени той, о ком говорим, не знаем.

— Памук, — светло улыбнулся парень. — Она такая же мягкая и нежная.

Знакомое слово включило в сознании вихрь прекрасных картинок белоснежных гор на фоне ярко-голубого неба, прозрачных ручейков, с тихим журчанием стекающих по покатым уступам, толпы пёстро одетых людей, босиком бродящих между сверкающих белизной скал, похожих на завалы ваты. Мелькнуло видение и пропало, оставив смутное беспокойство: что же это было?

— А что это — «памук»? — вернул в реальность вопрос подруги.

— Растение такое. У него осенью шапочка белая пушистая вырастает. Мягкая и нежная. Из неё потом ткань ткут.

— Хлопок это, — мысленно перевела я для Дуни. Вот только показалось мне, что она и сама знала, просто хотелось так незамысловато втянуть Кудрета в беседу.

Да ладно? А ведь и вправду поглядывает на десятника Дуняша с интересом. Незаметно старается, но шита её маскировка белыми нитками. Что ж, вкус у подруги хороший. Не в папу братец уродился. Резкие черты степняка размылись русской кровью матери. Высок, тело тренированное, но не массивное, а гибкое и лёгкое в движении. Лицо открытое, взгляд кошачий с хитринкой задорной под чёрными тонкими бровями, скулы высокие, но не резкие. Нечего сказать, хорош, чертяка! Не смазливой лубочной красотой, а той опасной юной мужской, что заставляет трепетать женские сердца, а девичьи щёчки румянцем заливает.

— Дуняша, охлони! — мысленно одёрнула я названную сестру. — Хочешь в гареме жить среди многих жён и наложниц и ждать очереди своей? Слышала же, что о матери он рассказывал. Неужто доля такая тебе желанна?

Девушка растерянно посмотрела на меня, я кивнула, подтверждая свои слова. Но, кажется, туман первой влюблённости из хорошенькой головки Дунечки развеиваться не собирался.

Вот же ещё напасть-то какая!

— Девочка моя, как же ты выросла! Какой красавицей стала! — обняла меня женщина, которую Кудрет привёл на следующий день. — Не надеялась даже увидеть тебя ещё когда-нибудь. Но хвала светлым богам, свиделись.

Растерянно улыбаюсь в ответ на её слова. Вижу, что женщина искренне рада встрече, но я не готова обниматься в ответ. Пока мы чужие. Привыкнуть надо немного. Жестом приглашаю в юрту, где уже суетится Айше, накрывая стол к чаю.

— Уважаемая Памук, — начала было Дуняша переводить мои слова, но женщина перебила её, положив руку на плечо.

— Девочки, зовите меня тёткой Помилой. Мать с отцом так назвали, рада буду слышать имя родное.

— Хорошо, тётушка Помила. А по батюшке как?

— Благояровна, — ответила женщина, светло улыбаясь, но за улыбкой в голосе слышалась лёгкая печаль. Видно, несмотря на то, что живет она в степи почти тридцать лет, тянется душой к дому родному.

— Так величать и будем, — с почтением к старшей склонили мы с Дуней головы.

С появлением матушки Кудрета жизнь стала налаживаться. Первым делом она провела ревизию всего, что у нас есть. Взяв в помощь Дуняшу, вручила ей писчую палочку и чистый свиток пергамента. С улыбкой, вставляя чуть ли не в каждую фразу прибаутку или поговорку, Помила перетрясла все наше небольшое хозяйство. Учла не только количество припасов, посуды и ковров, но и состояние каждой вещи описала.

— Зачем, тётушка? — не преминула удовлетворить своё любопытство её помощница.

— Смотри, вот кошма на полу. Хорошая, новая. Но со временем износится, потрётся. Можно истоптать её до состояния паутины, а потом выбросить. Старое под новое не покрасишь. А можно года через три поменять, вычистить и сделать что-то полезное. Например, одеялки для лошадей. Зимой укрывать, чтобы не мёрзли животинки. Так добро дольше прослужит. Но чтобы сделать, время нужно. Каждый день хлопочешь и всего не упомнишь. Умелые руки не знают скуки. А так записи посмотрю и пометки себе сделаю, когда на что час-другой выделить. Написанного пером не вырубишь топором. Или миска треснула. Можно выбросить, а можно в мешок черепки собрать и дорожку просыпать, что к порогу юрты ведёт. Знаешь зачем?

— Чтобы грязь внутрь не тащить, — понимающе закивала Дуняша.

— Умница, детка! — невесомо погладила по гладко причёсанной голове девушки Помила и легонько прижала к себе. — И волос долог, и ум не короток.