– А ты на лошадке не хочешь прокатиться? – склонился к моему уху жених.
Я с удивлением на него взглянула. Кто же взрослую девицу на карусельку-то пустит? Но оказалось, что пускали не только девиц, но и дородных матрон, и солидных бояр в шубах. Многие хотели покружиться под заливистый звон колокольчиков.
Но меня не привлекала перспектива веселить зевак. Многие после аттракциона, укачавшись, самостоятельно не могли спуститься по ступеням. Непривычные к таким забавам, зеленели лицом и долго пытались сфокусировать взгляд. Страдал морской болезнью каждый третий. Отдать кровно заработанное, чтобы так потом мучиться? Нет уж, увольте.
– Тогда жди нас здесь! – скомандовал Ерофей, схватил за руки ребятню, и они рванули занимать места на деревянных лошадках.
А я что? Могу и подождать. Мне нетрудно. Осматриваюсь и отхожу на пару шагов в сторону, чтобы не стоять на пути людского потока. Карусель, которая постепенно наполнялась желающими покататься, отсюда видна намного лучше. Достаю из кармана белоснежный платочек, подаренный мне Дуняшей, чтобы помахать нетерпеливо ожидающим начала заезда друзьям. Вещица настолько хороша, что использовать её по прямому назначению мне совесть не позволяет. Края обвязаны изящными фестончиками, повторяющими рисунок тонкой прошвы, а в углу белым шёлком вышита стрекозка.
Вкус и чувство стиля у девочки невероятные. Если я предлагаю фасоны, которые хранятся в моей памяти, и мне всего лишь надо немного скорректировать выбранный под клиентку, то Дунечка свои модели придумывает сама. Крой у неё уже получается не хуже, а порой и лучше моего. Очень талантливая девочка. Ещё пару лет, и я с радостью передам ей управление мастерской.
Резкий сильный толчок в спину выбил воздух из лёгких, хорошее настроение из души и платочек из пальцев. По инерции пробегаю несколько шагов вперёд, одновременно пытаясь восстановить дыхание. Уф! Оборачиваюсь. На меня подбоченясь и счастливо улыбаясь смотрят две одинаковые с лица матрёшки. Белила, румяна, брови дугой, губы ярче яркого.
– Чё безпелюха* колупайтая*, на пути расщеперилась? Не видишь, дурка, что боярышни здесь гуляют? – визгливо кричит одна под одобрительное хихиканье другой. – Батюшка сказывал, что нищебродов на гульбище пускать не будут. Эта-то как здесь?
– Она, должно быть, под оградой пролезла, – «догадалась» вторая и заголосила: – Держите воровку!
На крик скандалисток начали подтягиваться любопытные. Девицы, не смущаясь всеобщего внимания, раззадоривались всё больше. А я, напротив, растерялась. Случались у меня в мастерской разные инциденты неприятные, но до брани площадной заказчицы не опускались. Да и была я там на своей территории. Здесь же меня окружали незнакомые люди, охочие до скандала, а я слова сказать не могла.
И ещё я не могла отвести глаз от платочка, выпавшего из моих рук. Белым беззащитным пятном выделялся он на затоптанной мостовой. Одна из боярышень, заметив, куда я смотрю, сделала шаг, готовясь наступить на Дуняшин подарок.
Внутри меня что-то на мгновение замерло и медленно, тягуче стало скручиваться в тугой клубок в районе чуть ниже пупка. Такое я уже чувствовала, когда Михася на понос прокляла. Умом понимала, что нельзя, но сила, собравшаяся во мне, желала вырваться на обидчиц, презрев то, что вокруг десятки свидетелей.
*Безпелюха – разиня.
*Колупайтая – медлительная.
– Дарья! – отвлёк меня звонкий женский голос, который я в своём состоянии никак не могла узнать. – Дарья Милановна, как же я рада нашей встрече, голубушка!
Ко мне быстрым шагом приближалась Мирослава. Она с лёгкостью ледокола раздвигала толпу, не прилагая к этому никаких усилий. Просто люди понимали, что перед этой женщиной мало что отступить следует, но ещё и поклониться нужно. Следом, увешанный свёртками, сумками и корзинками, плёлся сын мадьярского посла и по совместительству муж моей приятельницы – князь Рознег Пясто-Мышковский.
– Что здесь происходит? – обведя строгим взглядом окружающих людей и безошибочно выделив матрёшкообразных девиц как зачинщиц, спросила княгиня.
– Так эта… – не смея молчать перед высокопоставленной особой, начала оправдываться первая скандалистка.
– Не «эта», а Дарья Милановна, любимая портниха нашей царицы-матушки Анны, – строго поправила её Мирослава.
Казалось, что под белилами побледнеть невозможно, но охальницы умудрились продемонстрировать, что это убеждение ошибочно. Рисованые дугообразные брови уползли под блестящие кокошники, а яркие губы исказились от ужаса.
– Даша, быстро приходи в себя. Дыши! Не хватало ещё чувств здесь лишиться, – зашептала мне приятельница, роясь в напоясном кошеле в поисках нюхательной соли, а потом к мужу повернулась и голосом, полным нежной беспомощности, пролепетала: – Государь мой, Рознег Любомирович, распорядись, светлых богов ради, пусть этих девок скапыжных* стража вон прогонит.
*Скапыжный – сварливый, вздорный.
Зеваки, не желая быть замешенными в скандале с участием стражи, начали быстро расходиться, торопясь удалиться подальше.