Неман! Неман! Я — Дунай!

Весь день 19 июня я занимался отправкой имущества и средств связи в форт № 6. Вечером туда же выехали комбат Залман Моисеевич Рошаль и почти все командиры отдела. Домой я вернулся поздно, дети и жена уже спали. Зашел на кухню. Чайник еще горячий, — значит, жена ждала. В передней раздался звонок.

З. М. Рошаль (фото 1960 г.)

Столь поздним гостем оказался начальник разведывательного отдела подполковник Алексей Андреевич Сошальский. Он и прежде бывал у нас, но такой поздний визит насторожил меня.

А. А. Сошальский (фото 1942 г.)

— Проходи на кухню, Алексей Андреевич. Сейчас разбужу Веру. Поужинаем.

— Не надо. Я на минутку. Забрел на огонек…

Мы прошли на кухню. Из чайника уже валил пар, предупредительно погромыхивала крышка.

— Что-нибудь случилось, Алексей Андреевич? Ты чем-то встревожен…

Сошальский, всегда спокойный и даже чуточку самоуверенный, сейчас действительно был не то озадачен, не то растерян.

— Алексей Андреевич, может, чайку?

— Чайку можно, чайку даже обязательно, — скороговоркой отозвался он.

Я налил чай. Сошальский обхватил руками свой стакан, словно желая согреться, и тихо спросил:

— Ты слышал о разведчиках из 23-й дивизии?

Я знал, что артиллеристы-разведчики из 23-й дивизии по заданию штаба армии проводили в районе Кальварии разведку по линии границы. Впотьмах машины проскочили государственную границу и влетели в Сувалки. Немецкие офицеры не стали чинить нашим никаких препятствий, только предложили покинуть Сувалки. Возвращались разведчики уже на рассвете. Вдоль всей дороги виднелись надписи: «Запретная зона!», «Не ходить!», «Стреляю!».

В этой истории меня успокаивало то, что немцы легко отпустили наших разведчиков. Я сказал об этом Сошальскому.

— А меня, Василий Прохорович, это как раз больше всего и беспокоит. Боюсь, остались считанные дни… — Алексей Андреевич не произнес слова «война». В то время мы суеверно его избегали. — Если бы немцы задержали наших, — продолжал Сошальский, — начались бы комиссии, разбирательства… А это, видать, уже не входит в их планы. У них все решено и готово. И последний перебежчик называет точную дату — воскресенье.

— Но, Алексей Андреевич, уже была одна точная дата — 15 июня, — постарался я успокоить Сошальского, а главное, самого себя.

— Была. Но это ни о чем не говорит. Немцы могли узнать, что нам стала известна та дата, и изменили ее. Возможно, этим они пытаются сбить нас с толку. — Сошальский встал, подошел к окну, распахнул его. — Смотри, ночь-то какая темная и короткая. Удобное время начинать… — И без всякого перехода вдруг сообщил: — Сегодня днем контрразведка задержала на хуторе литовскую женщину — стирала флаг. Нет, не советский, конечно. А в районе дислокации 188-й дивизии какой-то священник обрезал кусачками провода местной линии… Да, Василий Прохорович, скажи Рошалю, чтобы организовал охрану линий связи, а то все может полететь к черту…

— А мы уже послали небольшие группы «военпредов» из числа одногодичников на узлы связи в различные пункты.

— Очень своевременно, очень, — опять скороговоркой выпалил Сошальский и неожиданно спросил: — Кстати, что думаешь делать с семьей?

— Пока не решил. — Этого вопроса я боялся больше всего. Боялся даже задавать его самому себе…

— У тебя двое детей, отправь их в Рыбинск к своим, а там будет видно. В конце концов, сейчас лето, не сидеть же девочкам в городе… — И я вдруг увидел прежнего Сошальского, спокойного и чуточку самоуверенного. Он подошел к столу, залпом выпил остывший чай, быстро надел фуражку, протянул руку и, как мне показалось, вроде бы подмигнул:

— Ну давай лапу, Василий Прохорович… Все будет хорошо. Мы ведь, черт возьми, солдаты. Война — так война. Не нам ее начинать, но и не нам ее бояться!

…«Сошальский приходил предупредить меня о семье, — думал я, когда остался один. — Сам он ничего не боится и готов ко всему. Все мы готовы… И командарм Морозов тоже волнуется — отправил дочь в пионерлагерь почти к самой границе. Неужели забота о семьях — паникерство? Морозов не может забрать свою девочку, он сделает это последним. Завтра же пойду к Зуеву и Рудакову, буду просить, чтобы эвакуировали все семьи… А разве член Военного совета Зуев и начальник политотдела Рудаков не просили в округе разрешения на эвакуацию? Или это тоже паникерство? Заколдованный круг, да и только!»

Встал я очень рано. Дочки еще спали. Я поцеловал их спящих и долго смотрел на каждую, будто готовясь к разлуке.

— Что-нибудь случилось? — тревожно спросила жена.

— Пока ничего… Но если что-нибудь… В общем, если увидишь, что разорвалась бомба или снаряд, сразу бросайтесь в воронку. В одно место два раза не попадает. Это проверено.

* * *

— Не слишком ли вы открыто сосредоточились у границы? — спросил командующий округом Ф. И. Кузнецов. — Как бы на той стороне не пронюхали об этом. Не избежать тогда неприятностей.

— Мы все сделали, чтобы наши перемещения не вызывали подозрений. Просто соединения оставили лагерь в порядке учений, — ответил И. Т. Шлемин.

— Руководство одобрило?

— Есть решение Военного совета армии.