Неман! Неман! Я — Дунай!

…Летом 1942 года соединения армии вели бои местного значения, улучшали занимаемые позиции. Фронт армии, протяженностью 126 километров, вытянулся по восточному берегу озера Ильмень до реки Ловать в районе Рамушево. На южных направлениях Красная Армия вела ожесточенные бои с гитлеровцами, рвавшимися к берегам Волги и на Кавказ. Перед войсками 27-й армии стояла задача сковать на своем участке как можно больше сил противника и вынудить его усилить свою группировку в районе Старой Руссы. С этой задачей армия справилась.

В конце лета к нам приехал начальник связи фронта генерал Николай Степанович Матвеев. Блестящий специалист и чуткий командир, он давно снискал уважение и любовь связистов. Этот удивительный человек располагал к себе с первого взгляда. Притягательную силу его обаяния я испытал на себе. Глубокой осенью 1941 года, когда генерал Матвеев сменил полковника Курочкина, вызвали меня в Управление связи фронта. Штаб фронта располагался в лесу, невдалеке от Валдая.

Встретил меня сам генерал. Высокий, стройный, с седой шапкой волос, хотя было ему тогда чуть больше сорока, он выглядел очень представительно. Говорили, что в первую мировую войну Николай Степанович был уже офицером, имел ранение, а после революции сразу перешел на службу в Красную Армию. И хотя я немало уже слышал о необычайной приветливости Матвеева, невольно растерялся, поняв, что прибыл к нему первым.

— Приехали, вот и отлично! Вы первый, пока еще никого нет. Пойдемте обедать, подполковник, — радушно предложил Николай Степанович, — сегодня смогу накормить вас настоящим обедом.

После плотного и вкусного обеда потянуло в сон. Какое уж тут, думаю, совещание… Николай Степанович будто прочитал мои мысли:

— А сейчас — отдыхать. Совещание будет ночью, так что не теряйте времени…

С того первого знакомства прошло много месяцев. И вот мы встретились снова.

— Ну, как живете, ветеран старорусских лесов? — спрашивает генерал Матвеев. — Как идут дела?

— Кажется, все в порядке, товарищ генерал.

— Хорошо ли работают связисты? Вспоминаете небось 11-ю армию и ее 33-й полк?

— Теперь уже дела идут лучше. А в первое время здорово помог нам 33-й. Надеюсь, что и 117-й станет не хуже.

Я подробно доложил о проводимых и намечаемых мероприятиях. А затем попросил удовлетворить наши заявки на радиостанции, полевой кабель и различную аппаратуру.

— Ну хорошо, ваши мероприятия одобряю. А вот насчет имущества — скоро не ждите. Сами знаете, какая обстановка сложилась на южных направлениях.

Генерал Матвеев в течение двух дней проверял работу связи армии. Проезжая по линии, мы не пропускали ни одного контрольно-телефонного поста, чтобы не посмотреть и его работу. И везде Николай Степанович беседовал с людьми, интересовался их жизнью, указывал на недостатки, давал ценные советы.

Начальник связи фронта остался доволен состоянием связи нашей армии и работой личного состава.

Вскоре меня вызвали в Управление связи фронта, а на обратном пути я неожиданно повстречал подполковника Сошальского. Мне показалось, что Алексей Андреевич еще больше похудел и был чем-то подавлен. Присели на обочине дороги, закурили, вспомнили свои семьи и нашу довоенную жизнь.

— Будешь писать домой, передавай привет Вере и дочкам.

— И ты, Алексей Андреевич, кланяйся от меня своим.

— Василий Прохорович, а о Зуеве ничего не слыхал? — неожиданно спросил Сошальский.

— Ничего, Алексей Андреевич…

— Дошло до меня, что Иван Васильевич застрелился[2]. За достоверность этих слухов не ручаюсь. Да и сам не очень верю им. Но так говорят…

Подавленные, мы распрощались и разъехались каждый своим путем.

* * *

С наступлением осени резко ухудшилось снабжение армии. Опять, как и веской, многие подразделения оказались отрезанными распутицей от штабов и складов своих частей. Не легко было в те дни и связистам. Противник всячески пытался дезорганизовать работу наших радиосетей, так как знал, что проводная связь в таких условиях действует с большими перебоями.

В одной из стрелковых бригад радиосвязь с батальонами поддерживал радист Кириченко. Нужно было передать срочное распоряжение командиру батальона. Кириченко быстро вошел в связь и приготовился к работе, но чуткое ухо радиста уловило — вмешалась чужая радиостанция. А незнакомый голос торопил: «Передавайте быстрей, я вас принимаю».

— Нас слушает посторонний, не иначе немец, — доложил Кириченко ефрейтору Басналееву.

— Ничего, мы его перехитрим, — ответил ефрейтор. — Сообщите, чтобы принимал мой друг радист Ирматов. Я передам сам, а немец пусть слушает сколько угодно — все равно ничего не поймет.

Через минуту Басналеев сидел у микрофона и передавал радиограмму на родном казахском языке.

* * *