Немеренные версты (записки комдива)

— Как настроение? — спросил Жуков. — Надеюсь, вы не намерены оставлять плацдарм? Мы знаем, как вам сейчас туго, и принимаем все меры, чтобы помочь. Положение сами знаем и чувствуем, поэтому доклада вашего не спрашиваем. При взятии наревского плацдарма ваша дивизия отличилась, и мы не сомневаемся, что она отличится и при его удержании. Сейчас на подходе артиллерийская дивизия прорыва. Она с восточного берега поддержит вас. Павел Иванович получил распоряжение, и к вам на плацдарм сегодня ночью прибудет тяжелый танко-самоходный полк, артиллерийская противотанковая бригада, а «хозяйство» Борисова (44-я гвардейская стрелковая дивизия. — Прим. авт.), как вы знаете, уже начинает переправляться обратно на плацдарм. Так что потерпите немного. От выдержки вашей дивизии сейчас зависит наш общий успех на плацдарме.

— Танки врага к реке не пройдут, товарищ маршал!

Советское командование и лично Верховный Главнокомандующий придавали огромное оперативное значение наревскому плацдарму. Яркой иллюстрацией этого может служить факт рассказанный мне несколько позже П. И. Батовым.

В разгар сражения командарма вызвал к аппарату И. В. Сталин.

— Противник ввел в бой до трехсот танков и больше количество пехоты и захватил незначительную часть плацдарма, — ответил командарм на вопрос Верховного о боевой обстановке. — Войска армии ведут упорные бои. Плацдарм будет удержан!

Задав Батову еще несколько вопросов, Сталин потребовал к аппарату Жукова. Георгий Константинович подтвердил доклад командарма.

— Только в одном ошибается товарищ Батов, — сказал он в заключение, — на плацдарме действует одновременно не триста, а четыреста танков противника.

— Думаю, что напоминать об оперативном значении плацдарма необходимости нет, — сказал представителю Ставки Сталин. — Плацдарм должен быть удержан.

Сообщение маршала Жукова о подходе артиллерийского соединения в тот неимоверно трудный день было для офицеров дивизии самой радостной вестью.

А гитлеровцы между тем все нажимали.

Странные порой случались на войне вещи. Зайдя в блиндаж, присел на секунду к столу и от сильного нервного перенапряжения сразу словно провалился в сон.

Но он длился минуту. Очнулся. Мне показалось, что проспал несколько часов.

— Воды и полотенце! — крикнул ординарцу.

На КП заглянул начальник политотдела полковник Буцол, усталый до изнеможения, с темно-серым от пыли и порохового дыма лицом. Весь день он находился в частях, на самых ответственных участках.

— Зашел узнать, что с Мухамедшиным и Песковатским. Где они?

— У обоих не хватило выдержки. Растерялись. Им показалось, что штаб дивизии уже перешел на восточный берег, и вместо того чтобы убедиться в этом, решили последовать «примеру» комдива. А комдив и не думал уходить с плацдарма. Сейчас они уже находятся на плацдарме.

Вскоре после того как с КП дивизии ушел полковник Буцол, меня вызвал к рации командир корпуса генерал Алексеев. Сказал всего несколько слов:

— Принимай «коробочки» в твое полное подчинение. «Коробочками» на фронте нередко называли танки. Для противника это вряд ли было секретом, но танки так именовали все — от солдат до генералов.

Всю ночь на плацдарм — клочок прибрежной земли — переправлялись по удержанному дивизией мосту танки, артиллерия, стрелковые подразделения, гвардейцы 44-й дивизии, минеры. Мне было приказано организовать крепкую оборону, чтобы все переправившиеся части с рассветом без промедления могли приступить к выполнению боевой задачи — отбросить противника и расширить плацдарм.

Хотя усталость буквально валила с ног, об отдыхе не могло быть и речи. Каждому прибывшему командиру надо было поставить задачу, обеспечить участок, расположить на крохотном плацдарме людей, технику, боеприпасы…

В полночь в блиндаж вошел невысокий плотный полковник.

— Командир тяжелого танко-самоходного полка полковник Вайнерман, — доложил он.

— Вайнерман? — переспросил я, отрываясь от карты и стараясь в тусклом свете самодельной лампы, сделанной из гильзы снаряда, разглядеть лицо вошедшего.

— Так точно, товарищ Джанджгава!

И тут я узнал своего однополчанина из Закавказской пехотной школы. Еще во время учебы было ясно, что из него выйдет отличный командир. Конечно, я очень обрадовался, что в такой сложный момент рядом будет этот волевой, грамотный в военном отношении человек.

Обстановка не позволяла старым друзьям поговорить по душам. Вместо этого на Вайнермана была возложена трудная боевая задача, требовавшая личного мужества и самопожертвования. Тяжелый танко-самоходный полк был направлен в расположение 1203-го стрелкового полка, совместно с которым должен был прикрыть излучину Нарева в районе Погожелец, куда настойчиво рвался противник.

Но еще труднее пришлось противотанковой артиллерийской бригаде, направленной юго-восточнее Дзерженина, где противник неоднократно пытался выйти к реке, обойдя КП дивизии с юга.

Неоценимую помощь оказала дивизии приданная ей саперная бригада. Ей было поручено заминировать дорогу в районе Корневека — Дзерженин.