Немертвый в саду добра и зла

Арт прочел ее мысль в самом воздухе. Вспышкой движения, слишком быстрой, чтобы она могла уловить, он переместился. Айви задохнулась, ее ядро пульсировало от страха. Он дернул ее к себе. Его рука схватила ее за заднюю часть шеи, другая мучительно заломила ее руку за спину. Он заколебался, когда поймал себя, его черные глаза были огорчены, что он должен был остановиться. Она рассмеялась низко и хрипло.

— Не можешь получить, — насмехалась она, желая чтобы он взял ее, когда она наклонила голову назад и открыла шею.

«О, Боже. Если бы только он…» — подумала она, слабая щекотка в ее мыслях предупредила ее, что война между голодом и волей началась.

— Дай, — выдавил Арт, его голос был напряженным, она улыбнулась, когда он начал слабеть. — Дай мне…

— Нет, — выдохнула она. Ее пульс стучал под его рукой, а глаза были закрыты. Ее тело требовало, чтобы она сказала «да», она хотела сказать «да».

«Почему», — подумала она, голод поднимался в ней, когда она нашла его крепкие плечи, почему она не скажет «да»? Такая мелочь… А он был так восхитительно красив, даже если он не возбуждал ее в душе.

Арт ощутил ее колебание, низкое рычание вырвалось из его горла. Он прижал ее к себе, почти поддерживая ее вес. С новой решимостью он ткнулся носом в основание ее шеи.

Айви втянула воздух, прижимая его ближе. Огонь. Это был огонь, горящий обещанием от ее шеи до паха.

— Дай мне, — потребовал он, его губы снова прошлись по ее коже. Его рука скользнула дальше, залезая под ее пальто и рубашку, придавая ее груди чашевидную форму. — Все… — выдохнул он, его выдох наполнил ее, делая целой.

В затаившей дыхание волне поднялся инстинкт, сокрушающий ее желание.

«Нет!» — она запаниковала, как раз тогда, когда ее тело корчилось от этого. Это превратило бы ее в шлюху, сломало бы ее желание и разломало бы ложь, которая сохраняла ее нормальной. Но с испуганным толчком, Айви поняла, что ее губы разошлись, чтобы сказать «да».

Реальность вспыхнула в ней, и с приступом страха, она заехала коленом ему в пах.

Арт отступил, падая перед ней на колени, он схватился руками за то место, куда пришелся удар. Не дожидаясь, она отступила на шаг назад и нанесла удар ему в челюсть. Его голова дернулась назад, и он упал на пол около кровати.

— Ты — глупая сука, — выдохнул он.

— Урод, — выдохнула она, дрожа, когда ее тело восстало во внезапном порыве страсти. Она стояла над ним, борясь с желанием упасть на него, впиться зубами в него, в то время как он беспомощный стоял на коленях перед ней. Черт побери, она должна была выйти из этой комнаты. Две неудовлетворенных игры крови в одну ночь — это был ужас.

Медленно Арт начал выпрямляться и хихикать. Айви чувствовала, что покраснела.

— Встань с пола, — отрезала она, отходя назад. — Они еще не пропылесосили.

Все еще смеясь, Арт перекатился на бок.

— Это будет адская неделя, — сказал он, потом замялся, прищурившись гладя на ковер, прямо на криво лежащее покрывало. — Дай мне мешок для улик, — сказал он, потянувшись к заднему карману.

Жажда крови, все еще звенела, и Айви шагнула вперед, следуя за его тоном.

— Что это?

— Дай мне мешок, — повторил он, его дорогой костюм столкнулся с уродливым ковром.

Она поколебалась, затем достала пакет оттуда, где их бросили. Проверяя время, Айви быстро записала дату и местоположение прежде, чем вручить его Арту. Все еще стоя на полу, Арт потянулся под кровать и выкатил что-то блестящее на свет ручкой из его кармана. С жуткой быстротой он стряхнул это в пакет и встал. Растущая коричневая радужка у его зрачка сказала, что он восстановил над собой контроль, и улыбаясь, чтобы показать зубы, он поднял пакет к свету.

Видя его уверенность, Айви почувствовала вспышку отчаяния. Для него это была игра. Он никогда не рисковал потерять свою сдержанность.

«Дерьмо», — подумала она, первые пальчики сомнения в том, что она могла это сделать, скользнули по ее сердцу.

Но когда она увидела то, что он держал, ее беспокойство переместилось к пониманию… а затем сменилось настоящим беспокойством.

— Слеза банши? — спросила она, узнавая, слезу, сформированную в виде черного кристалла.

Внезапно слова обезумевшего человека в машине приобрели новый смысл.

«Я не хотел делать ей больно. Это был не я.»

Жалость, пришла из ниоткуда, делая страдания окружающих все более неприятными. Он, наверное, любил ее. Это была банши, кормившаяся его яростью, пока он не убил свою жену, после чего банши утопала в ее энергии смерти.

Это было все еще убийство, но человек был инструментом, а не преступником. Убийца был на свободе где-то в Цинциннати с алиби по времени и расстоянию, из-за чего его было трудно связать с преступлением. Вот почему слезу оставили в качестве проводника. Банши была нацелена на пару, следовала за ними домой, оставила слезу, когда их не было дома, а когда полетели искры, добавился гнев человека, пока он действительно не мог сопротивляться. Это было не оправдание; это было убийство магией — магией, более старой, чем вампиры. Возможно, более старой, чем ведьмы или демоны.