Немецкая идеология

Для полного удовлетворения «ожидания» Санчо и для оправдания его «только», не должно было бы существовать второй половины приведенного сейчас евангельского изречения (Евангелие от Матфея, 10, 16): «и кротки, как голуби». Христос должен здесь вторично фигурировать в качестве исторического лица для того, чтобы разыгрывать ту же роль, какую играли выше монголы и негры. И опять-таки неизвестно, должен ли Христос служить пояснением к бунту или же бунт – пояснением к Христу. Христианско-германское легковерие нашего святого концентрируется в утверждении, что Христос «иссушил источники жизни всего языческого мира, с которыми, впрочем, и без того» (следовало бы сказать: и без него) [370]«должно было увянуть существующее государство» (стр. 424). – Увядший цветок поповского красноречия! Смотри выше о «Древних». Впрочем, credo ut intelligam [371], или же – все это для того, чтобы Я отыскал, «для большей ясности, сравнение».

Мы уже видели на бесчисленных примерах, что нашему святому повсюду приходит в голову только священнаяистория, и притом в таких именно местах, где она появляется «вопреки ожиданию» не Штирнера, а лишь читателя. «Вопреки ожиданию» она приходит ему в голову даже в «Комментарии», где Санчо на стр. 154 заставляет «иудейских рецензентов» в старом Иерусалиме, – в противоположность христианскому определению: бог есть любовь, – воскликнуть: «Вы видите, что христиане проповедуют веру в языческого бога; ибо, если бог есть любовь, то он – бог Amor, бог любви!» – Но «вопреки ожиданию» Новый завет написан по-гречески, и «христианское определение» гласит: [372](Первое послание Иоанна, 4, 16), тогда как «бог Amor, бог любви», называется . Санчо должен поэтому еще объяснить, как это «иудейские рецензенты» сумели совершить превращение в . В этом месте «Комментария» Христос – опять-таки «для большей ясности» – сравнивается с Санчо, причем надо признать, что оба поразительно похожи друг на друга, оба являются «существами во плоти», и, по крайней мере, радующийся наследник верит, что оба они существуют и, resp., являются единственными. Что Санчо есть современный Христос – к этой «навязчивой идее» «устремлена» вся его историческая конструкция.

Философия бунта, преподнесенная нам только что в виде плохих антитез и увядших цветов красноречия, есть в последнем счете фанфаронская апология хозяйничания парвеню (парвеню – выскочка, тот, кто пробрался наверх, бунтовщик [373]). Каждому бунтовщику противостоит в его «эгоистическом деянии» особая действительность, над которой он стремится подняться, не считаясь с общими отношениями. Он стремится избавиться от существующего лишь постольку, поскольку оно является для него помехой, в остальном же, наоборот, он стремится скорее присвоить его себе. Ткач, «поднявшийся» до фабриканта, избавляется благодаря этому от своего станка и покидает его; в остальном же все идет своим порядком, и наш «удачливый» бунтовщик предъявляет другим только лицемерное моральное требование стать такими же выскочками, как он сам [374]. Таким образом, все воинственные декламации Штирнера сводятся в конечном счете к моральным нравоучениям из басен Геллерта и к спекулятивному истолкованию бюргерского убожества.

Мы видели до сих пор, что бунт есть все что угодно, но только не деяние. На стр. 342 мы узнали, что «метод захвата вовсе не заслуживает презрения, но выражает чистое деяние согласного с собой эгоиста». Собственно, следовало бы сказать: согласных друг с другомэгоистов, так как, в противном случае, захват сводится к нецивилизованному «способу» воров или к цивилизованному «способу» буржуа, и в первом случае он не имеет успеха, а во втором вовсе не есть «бунт». Следует заметить, что согласному с собой эгоисту, который ничего не делает, соответствует здесь « чистое» деяние, т.е. такое деяние, которого только и можно было ожидать от столь бездеятельного индивида.

Мимоходом мы узнаем, чем был создан плебс, и мы можем быть заранее уверены, что он создан «догматом» и верой в этот догмат, в Святое, фигурирующее здесь для разнообразия в виде греховного сознания:

«Только верой, что захват есть грех, преступление, только этим догматом создается плебс… виновно толькостарое греховное сознание» (стр. 342).

Вера, что сознание во всем виновно, это – его догмат, делающий из него бунтовщика, а из плебса – грешника.

В противоположность этому греховному сознанию эгоист поощряет себя, resp. и плебс, – на захват следующим образом: