Немецкая идеология

Мы видим здесь, что собственник, штирнеровский муж, немедленно вступает, sine beneficio deliberandi atque inventarii[105], во владение наследством юноши, состоящим, по его собственным словам, из одних лишь «бредовых фантазий» и «призраков». Он верит в то, что в процессе превращения из ребенка в юношу он действительно справился с миром вещей, а в процессе превращения из юноши в мужа справился и с духовным миром, что он как муж носит теперь в кармане весь мир и ему больше не о чем беспокоиться. Если, – как он болтает вслед за юношей, – никакая земная сила кроме него не имеет власти над духом, и, значит, дух есть высшая сила на земле, – а Он, муж, покорил себе этот всемогущий дух, – то разве он не достиг полного всемогущества? Он забывает, что он разрушил только тот фантастический и призрачный образ, в который облеклись мысли – «отечество» и т.д. – под черепом «юноши», но что он даже еще и не затронул этих мыслей, поскольку они выражают действительные отношения. Он еще весьма далек от того, чтобы стать господином мыслей, – он пока оказался только в состоянии приходить к «мыслям».

«Теперь, скажем мы в заключение, пожалуй, ясно» (стр. 199), что святой муж привел свою конструкцию возрастов к желательной для него и предустановленной цели. Достигнутый результат он излагает в положении, представляющем собой призрачную тень, которую мы сопоставим сейчас с ее утраченным телом.

Единственное положение, стр. 20.

«Ребенок был реалистичным, он находился в плену вещей мира сего, пока ему не удалось мало-помалу проникнуть за самые эти вещи. Юноша был идеалистичен, его воодушевляли мысли, пока он не поднялся с трудом до уровня мужа, – эгоистического мужа, который распоряжается вещами и мыслями по своему произволу и свой личный интерес ставит выше всего. Наконец – старец? Но об этом Я еще успею поговорить, когда сам состарюсь».

Владелец этой, приобретшей самостоятельное существование, тени.

Ребенок был действительно в плену у мира своих вещей, пока ему не удалось мало-помалу (взятая напрокат мошенническая подделка развития) оставить эти самые вещи позади себя. Юноша был фантастичен, лишен мыслей от избытка воодушевления, пока его не низвел с этого уровня своей работой муж, эгоистический бюргер, которым вещи и мысли распоряжаются по их произволу, потому что его личный интерес ставит все выше него. Наконец – старец? – «Что мне до тебя, жено?»^{109}

Вся история «Жизни Человека» сводится, таким образом, «скажем мы в заключение», к следующему: