Немецкая карта: Тайная игра секретных служб: Бывший глава Службы военной контрразведки рассказывает.

Сначала мы занимались строевой подготовкой. Ухарство, чрезмерное выпячивание внешних форм, как мы очень скоро заметили, не приветствовались. Существовала установка на устранение чрезмерной прусскости. Отбраковали даже подбитые гвоздями сапоги с коротким голенищем. Солдат бундесвера ходил на мягких резиновых подошвах. Если раньше при стойке смирно мы держали пальцы по швам брюк, то теперь должны были держать их согнутыми в кулак, но не до конца, а только наполовину. Все должно было выглядеть в максимальной степени «гражданским». Занятия в аудитории чередовались практическими занятиями. Сначала в ящике с песком, а потом все чаще на гарнизонном полигоне — в полевых, приближенных к боевым условиях. Эти занятия вел инструктор, пришедший в бундесвер из федеральной пограничной охраны. Все в нем напоминало мне вермахт. В том числе форма. И манера держать себя была, разумеется, сугубо солдатской. В ней не чувствовалось никакого влияния американцев.

Увидев, насколько не впечатляющими являются наши артиллерийские познания, наш инструктор по артиллерийскому делу, подполковник, пришел в полное отчаяние. «Боже ты мой! — воскликнул он однажды. — Чем же вы, собственно, занимались все эти годы?» По его словам, он не мог себе и представить, чтобы артиллерийский офицер после войны перестал заниматься измерением, логарифмами и другими теоретическими вопросами артиллерийской науки. Во всяком случае, сам он изо дня в день продолжал это делать с 1945 г. «Изо дня в день, господа, изо дня в день!» Он не очень-то скрывал, в сколь малой мере мы отвечали его представлениям об артиллерийском офицере. Сам он, видимо, с 1945 г. действительно ни на мгновение не терял надежды когда-нибудь снова стать солдатом. Эта мечта была естественной нормой его жизни.

Так почему же, в самом деле, 2 июля 1956 г. я снова стал солдатом? Позднее я жестко и неоднократно задавал себе этот вопрос, однако ответ на него не прост. Тогда все мы — и я, и мои товарищи — в профессиональном отношении твердо стояли на ногах, я был женат, у меня было двое очаровательных детей.

Перед набором на офицерскую вакансию каждого соискателя экзаменовали на профпригодность. Принципиальный вопрос, ставившийся каждому кандидату, гласил: «Каково ваше отношение к участникам акции 20 июля 1944 г.?» Мнения на этот счет в моем поколении были еще очень разными — от измены родине до осознания необходимости действий после Сталинграда и прежде всего после сражения под Курском в июле 1943 г. Кто не считал, что действия фрондеров 20 июля 1944 г. заслуживают безусловного одобрения или по меньшей мере уважения или признания, тому поступление в бундесвер было заказано. Кто впоследствии, как это порой случалось, подвергал критике военных, оказавших сопротивление Гитлеру, не был искренним. Основополагающим для принятия решения стать солдатом было, вероятно, обострение международной обстановки в связи с блокадой Берлина Советами.

Сталинград был потрясением для моего поколения. Нельзя было допустить повторения подобной драмы. Для этого нужно было предпринять все необходимые меры. Разумеется, не могу этого не признать, мне нравилось ходить в строю, петь при этом солдатские песни, командовать — но разве это было определяющей мотивацией? Мы видели, что свободному миру и нашему народу угрожает новая опасность. Мы видели русских и воспринимали их коммунизм как подавление личности. Думаю, что определяющим было желание предотвратить новую войну, а в случае необходимости защитить нашу страну. Но в сущности, все поступки были обусловлены ярко выраженным чувством национального самосознания. Кто отрицает это, тот лжет. Кроме того, нам не хотелось, если уж дело действительно дойдет до войны, снова оказаться проигравшими. На сей раз мы хотели быть вместе с победителем, а именно на стороне США. Советский Союз не был для нас приемлемой моделью существования.

Мы прошли ускоренный курс общей военной подготовки. Оружие выдали американское, а инструкторами по стрелковой дисциплине — как уже упоминалось — были в основном военнослужащие из службы пограничной охраны. Разумеется, раньше они тоже были солдатами вермахта. От нас они отличались тем, что из вермахта ушли позднее, а в бундесвер пришли раньше нас — и потому имели по отношению к нам психологическое преимущество.