В 1789 г. Шиллер стал профессором всеобщей истории Йенского университета. Его вступительная лекция «В чем состоит изучение мировой истории и какова цель этого изучения» была посвящена общим принципам подхода к прошлому. Шиллер отстаивал идею прогресса. Современные «дикие» народы, подчеркивал он, дают приблизительное представление о том, с чего пришлось начинать человечеству. Наша культура собирает дань с самых разных эпох: от начала существования человеческого рода до современности протянулась единая цепь развития. Только история в состоянии научить правильно ценить блага, за которые мы не чувствуем благодарности потому, что привыкли к ним и получили их без борьбы; между тем эти блага оплачены кровью лучших и благороднейших людей, и для завоевания их нужен был тяжкий труд многих поколений.
История включает в себя весь нравственный мир, она вершит неумолимый суд над людьми и народами. Шиллер убедительнее, чем кто-либо до него, ввел в изучение прошлого нравственные критерии, идею ответственности человека перед человечеством. Призывая своих слушателей к изучению истории, Шиллер говорил: «Оно озарит светом наш разум и воспламенит благотворным энтузиазмом ваше сердце. Оно предохранит ваш дух от низменного и мелочного подхода к нравственным проблемам…»[166]
История, согласно Шиллеру, безошибочно ведет человечество вперед по предустановленному плану; людям кажется, что они живут во власти произвола, но история спокойно глядит на возникающую путаницу: она уже видит мгновения, когда безудержную свободу обуздает необходимость. То, что остается скрытым от папы Григория или Кромвеля, терзаемых угрызениями совести, говорил Шиллер, история охотно раскрывает перед человечеством. Это реально существующее противоречие между целями индивидуальной человеческой деятельности и ее общественными результатами Шиллер показывал и при анализе конкретных исторических событий. Он рисовал грандиозные картины решающих эпох европейской истории, которые позволяют увидеть движение человечества вперед, к высшей разумной цели. В то же время Шиллер с удивительным реалистическим чутьем характеризовал исторических деятелей, обуреваемых страстями и эгоистическими интересами, подверженных человеческим слабостям. Описывая какие-либо события, он пытался вскрыть их подлинные причины, показать, что скрывалось за религиозными и политическими лозунгами. Основные исторические труды Шиллера — «История отпадения Нидерландов от испанского правления» (1788) и «История Тридцатилетней войны» (1793) — замечательная немецкая проза, она исполнена подлинного драматизма, философских раздумий и нравственного пафоса.
Итак, и противники Канта, и его адепты — первые, пытаясь его опровергнуть, вторые, прославляя, — сходились в конце концов на одном — на необходимости включить историю в само философствование. Таково было веление времени. История вторгалась в теорию. И не только как память о прошлом, но и как животрепещущая проблема современности, как вопрос о нынешнем и будущем устройстве общества, как политическая деятельность. В немецкую философию вторглась французская революция.
2. Немецкое якобинство
Первые известия о французской революции были встречены восторженно, вызвали всеобщий энтузиазм. Бурбоны считались врагами немецкой нации, поэтому их падение приветствовали и в хижинах, и во дворцах. Гвардейский оркестр в Потсдаме разучил марш санкюлотов, берлинские модницы носили трехцветные ленты. Затем наступило отрезвление: революция затронула материальные интересы князей; декреты, отменявшие феодальную собственность, распространялись и на немецкие владения в Эльзасе, Лотарингии, Бургундии. Революционный пожар грозил перекинуться в Германию. В немецких городах возникали революционные клубы, по французскому образцу молодежь сажала «деревья свободы». В Бадене, Пфальце, Силезии, Саксонии прокатилась волна крестьянских выступлений.
Национальное собрание Франции объявило войну «тиранам Европы». После победы под Вальми французские войска вступили на немецкую землю. Пали Франкфурт и Майнц. В Майнце возник революционный конвент, провозгласивший республику и проголосовавший за присоединение к Франции. Во Франкфурте французы не удержались. Летом 1793 г. они сдали и Майнц. С переменным успехом боевые действия продолжались до апреля 1795 г.
Война первоначально была непопулярна в Германии. Интеллигенция симпатизировала революционной Франции. Но приходили вести о большой контрибуции, наложенной на Франкфурт, о якобинском терроре в Париже, затем о термидорианской реакции, и отношение к событиям во Франции менялось. Отталкивал рост насилия не только против сторонников старого порядка, но и против самих участников революции.