освящения" [47]. Первые три эпохи относятся к первому периоду, только четвертая приводит в царство свободы. Фихте сурово судил о своем времени и относил его к третьей эпохе - состоянию равнодушия к истине, полной дезориентации и разнузданности. Человечество, считает он, владеет истинной религией - христианством, но состояние этой религии плачевно, в христианстве со времени апостолов не было единства. Фихте различает христианство апостола Иоанна и учение апостола Павла, внесшего в христианство черты иудейской религии. Реформация не исправила дело. И католицизм и лютеранство стоят на ложной, павлинистской точке зрения, между тем как задача, по Фихте, состоит в том, чтобы вернуться к первоначальной форме христианства, какую оно получило в Евангелии от Иоанна. Среди претензий к Ветхому Завету важное место у Фихте занимает несогласие с креационистским мифом. Из ничего не возникает ничего, поэтому идея сотворения мира ложна. Евангелие от Иоанна ("В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог") Фихте толкует как признание вечности разума и бытия. "Эти три стиха я мог бы выразить своими словами: наличное бытие Бога изначально, как и его внутреннее бытие, они неразрывны и равны друг другу, а это божественное наличное бытие есть по своему содержанию знание, только в нем содержится мир и все сущее" [48].
Шеллинг нашел такую интерпретацию Евангелия от Иоанна некорректной и в пылу полемики сравнил Фихте с гностиками. Бог Фихте - "злой творец мира гностиков" [49]. И некоторые историки философии сегодня вслед за Шеллингом приписывают Фихте гностическую позицию. Это делается, несмотря на то, что Фихте сам критикует гностиков, выводя их взгляды из учения апостола Павла с его рационализмом. Ссылаются на то, что в "Наставлении к блаженной жизни" Фихте определил пять отношений человека к миру. Первое, самое поверхностное, - чувственное; второе - рациональное, обнаружение закона и порядка; третье - нравственное, закон здесь не упорядочивает, а созидает; четвертое мироотношение - религия; пятое - знание, наука. Все дело, однако, в том, что последнее отношение, по Фихте, отнюдь не высшее. "Научная точка
227
зрения отнюдь не принадлежит нашим подлинным целям и приведена только для полноты" [50]. Главное - третья позиция, подкрепленная четвертой. Действительная религиозность, пишет Фихте, "не ограничивается только наблюдением и созерцанием, она живет не только благочестивыми мыслями, она необходимо деятельна" [51].
Фихте здесь верен Канту (и самому себе, усвоившему раз и навсегда кантовский морализм). Поздний Кант, обосновывая нравственный закон, пытается соединить его с новозаветными заповедями. Фихте в своем "Наставлении к блаженной жизни" довершает кантовское начинание. Жизнь - это любовь, сказано уже на первой странице. "Любовь - аффект бытия" [52]. В любви находит автор "Наставления..." источник категорического императива; разумеется, не в себялюбии, а в самоотвержении, в любви к бытию, которая и приводит к реализации принципа единства. "До тех пор, пока человек стремится быть чем-то сам по себе, Бог не приходит к нему, потому что никто из людей не может стать Богом. А как только он устранит себя начисто, полностью, до самых корней, останется только Бог и будет всё во всем... Это самоуничтожение представляет собой переход в высшую жизнь, которая противостоит низшей, определяемой наличным бытием самого себя, и по нашему первоначальному счету означает третье мироотношение - чистую и высшую моральность" [53]. Фихте много и вдохновенно говорит о нравственности, но совершенно не учитывает ее земных корней: его этика внеприродна и надсоциальна.
Шеллинг был недоволен "Наставлением...": Фихте, по его мнению, искажает принцип всеединства, хотя кое-что прямо заимствует из натурфилософии. Оба философа трактовали близкие вопросы, и совпадение мыслей становилось неизбежным. Оба исходили из нравственного учения Канта (и из Нового Завета), обоих объединяла этика любви. Различие лежало в подходе к природе и к проблеме знания. Для Фихте, даже для самого позднего, знание, подчиняясь бытию, все же ему сопутствует и задача человека - держаться за это изначально данное знание и вести себя соответствующим образом. Когда Фихте уверял, что его учение ни на йоту не изменилось, он был прав в одном отношении: не изменился моральный пафос его учения, устремленность к практическим делам современности, желание вмешаться в события. И это обстоятельство вскоре сделало его идейным вождем нации.
228