Немецкая классическая философия

Разные ипостаси Христа у Гегеля означают смену позиций, эволюцию убеждений. В "Народной религии и христианстве" Христос - носитель "позитивности", в "Жизни Иисуса" - ее антипод. В "Позитивности христианской религии" Гегель возвращается к первоначальной точке зрения, в работе "Дух христианства..." вновь от нее отказывается. Теперь носителем "позитивности" становится иудейская религия. Законы Моисея несли слова Бога, пишет Гегель, не как истину, а как приказ. Евреи зависели от своего Бога, а то, отчего человек зависит, не может иметь форму истины. Господство и подчинение несовместимы с истиной, красотой, свободой. Христос хотел преодолеть внешний характер норм, господствовавших в древней Иудее, восстановить человека как нечто целое, в котором органически слиты личные склонности и общественные обязанности. И далее уже не Христос спорит с Моисеем, а Гегель с Кантом. "Моральность, по Канту, - пишет Гегель, - есть закабаление единичного всеобщим, победа всеобщего над противостоящим ему единичным"! Для Гегеля же задача состоит в том, чтобы осуществить "возвышение единичного до всеобщего, объединение - снятие

238

этих двух противоположностей через их объединение" [10]. Это чрезвычайно важный момент. Перед Гегелем встает диалектическая проблема: надо найти такое неформальное всеобщее, которое органически сочеталось бы с единичным. Задача, правда, пока не выходит за пределы этики.

Вышеприведенная цитата заимствована из черновых набросков к "Духу христианства...". В самой работе Гегель развертывает полемику с "Критикой практического разума". Кант, рассматривая евангельскую заповедь "люби ближнего, как самого себя", характеризовал ее как идеал святости, недостижимый для живого существа, ибо последнее никогда не может быть свободно от желаний и склонностей, которые сами по себе не согласуются с моральным законом. Гегель считает, что Кант "совершенно неправ", ибо уже Нагорная проповедь решила проблему. Христос в ней добился соединения "склонности с законом, благодаря чему последний теряет свою форму закона; это совпадение со склонностью есть ??? (полнота) закона, бытие, которое, как принято говорить, служит дополнением возможности, ибо возможность есть объект как нечто мысленное, всеобщее; бытие же - синтез субъекта и объекта, в котором субъект и объект теряют свою противоположность. Так же и эта склонность, добродетель, есть синтез, в котором закон (Кант именно поэтому и называет его объективным) теряет свою всеобщность, а субъект - свою особенность, оба они лишаются своей противоположности, тогда как в кантовском понятии добродетели, напротив, эта противоположность остается и одно становится господствующим, другое - подчиненным. Совпадение склонности с законом заключается в том, что закон и склонность перестают отличаться друг от друга... Это совпадение есть жизнь, а в качестве отношения различных - любовь..." [11]. Ветхозаветная заповедь "не убий" может стать принципом всеобщего законодательства (намек на категорический императив!), но Иисус противопоставил ей "более высокий дух примиренности", такую полноту жизни, которая делает этот закон совершенно излишним.

239

Противоположности объединяет любовь. "В любви человек вновь находит себя в другом... любовь есть единение жизни..." [12], но жизни живой, непосредственно окружающей человека, чувственно ощутимой. Любовь к ближнему - это любовь к людям, с которыми вступаешь в отношения. Мысленное не может быть любимым. Поэтому нелепо говорить о любви к людям вообще, к тем, которых не знаешь. Любовь - не высшая человеческая потенция, выше любви - религия. "Для того чтобы любовь стала религией, она должна выразить себя в объективной форме. Она - субъективное чувство - должна слиться с представляемым, со всеобщим и тем самым обрести форму существа (Wesens), которому можно поклоняться и которое этого достойно" [13]. В религии противоположности совпадают, на философию этот принцип Гегель пока распространить не решается.

Гегелевская диалектика зарождается как средство решить этические проблемы. В "Жизни Иисуса" Гегель старался обходить молчанием скользкие вопросы, в "Духе христианства..." он пытается дать на них ответ. Как истолковать библейские чудеса? Этого нельзя сделать, отвечает Гегель, опираясь только на рассудочное мышление, но и вне сферы рассудка чудо также не существует: его просто нельзя заметить. "Не снятие сферы рассудка есть неестественное, а то, что он одновременно полагается и снимается" [14].