Немецкая любовь Севы Васильева

— Заходите, пожалуйста, — обрадовался Сева русскому гостю. Соскучился по русской речи. Коромыслов говорил на чистом русском литературном языке, четко, как дикторы радио. Сразу же за гостем в дверь опять постучали. Сева не успел ответить, вошел стюард с подносом легкого ужина и бутылками. Марика успела заказать. Стюард молча поставил поднос и вопросительно посмотрел на Севу в ожидании чаевых, Сева не понял.

— Сенкью, — поблагодарил он. Стюард вышел, Сева поднял салфетку. Бутылка виски, аперитив, сифон с содовой, шоколад, бутерброды. Ему очертели эти легкие закуски и постоянные напитки, хотелось чего-то серьезного, борща или жареной картошки, но не решался признаться. С ним и так носились, как с дорогим гостем, угадывая каждое желание. Сева налил гостю и себе виски, разбавил содовой.

— Каждый день приходится пить. Хорошо рюмки маленькие и наливают на донышко, не то спился бы. Часу прожить не могут, не приняв горячительного.

— Вы можете заказывать сок, когда другие пьют виски. Каждый пьет, что желает, никого не насилуют. Тирады типа "ты меня уважаешь?" не услышишь, — заговорил Коромыслов. — Давно в Лондоне?

За разговором с обаятельным Коромысловым время бежало незаметно. Собеседник с первой минуты произвёл приятное впечатление русской душевностью. Тронул Севу его рассказ о судьбе на чужбине. Насторожился Сева, когда гость признался, что журналист. Отец и Амалия запугали журналистами. Коромыслов рассказал, что издает в Лондоне русскую газету, и попросил пожертвовать сколько-нибудь в фонд газеты.

— Своих денег у меня нет. — Сева вытащил портмоне и в доказательство показал несколько фунтов, высыпал в руку монетки. — Если г-н фон Клуге и дал денег на поездку, они у Марики, мне ни разу не потребовались. Постоянно опекают. Эти, — он показал на вытащенные из портмоне фунты, — Марика дала на случай, если потеряюсь или другой непредвиденный случай. Вы сказали, газета на русском языке, кто же её читает?

— Не знаешь, сколько русских в Лондоне и в Великобритании! Распространяется газета и на континенте. Голос свободной России. Как "Колокол" Герцена, слышал?

Сева не сразу вспомнил, что за "Колокол". В школе на уроках истории или литературы, что-то проходили, но вспомнить не мог. Коромыслов продолжал.

— Понимаешь, как вашу "Комсомольскую правду" или "Известия", государство не финансирует, существуем на пожертвования.

— Что печатаете в своей газете?

— Как живут люди, рассказываем о России. Приводим факты, о которых не прочитаешь в советских газетах. Правду о свободном мире.

Не сразу Сева врубился, о какой газете речь. Вспомнил, как строго в Москве наставляли избегать встреч, особенно с журналистами белогвардейских газет. Коромыслов, получалось, представляет белогвардейскую газету.

— Вам лучше уйти. После встречи с вами, у меня будут неприятности.

Коромыслов не собирался уходить. Многое о Севе он уже знал.

— Окончательно решили остаться с отцом в Германии?

— Ничего я не решил. Прошу вас, оставьте меня.

— Какие взаимоотношения у вас с фройлен Марикой Мейер?

Журналист не отставал. Его интересовали встречи Севы с детьми брата отца — Отто, впечатления о жизни на Западе.

Каждый новый вопрос убеждал, беседа грозит неприятностями. Снова попросил Коромыслова оставить его, но тот, будто не понимал, продолжал сыпать новыми вопросами. Теперь корреспондента интересовало, чему инструктировали в КГБ.

Терпение Севы лопнуло.

— Уходите немедленно или я выкину вас!

Так и пришлось поступить. Сева вынужден был силой выпроводить настырного газетчика.

— Польстился на отцовское богатство, сынок фашистский! — уже в коридоре причитал обиженный гость.

Закрыв за Коромысловым дверь, Сева не мог успокоиться. Налил виски и, не разбавляя, выпил. "И чего они липнут ко мне"? Разговор заставил задуматься. Кто он, в самом деле, — турист, наследник, кто?

Дверь без стука отворилась, вошла ослепительная Марика с новой прической, в короткой юбке и пестрой майке, поцеловала его. Сева сразу забыл все сомнения и обиду на неё.

— Заждался?

Она была обворожительна, и Сева не сдержался, схватил, они слились в долгом чувственном поцелуе. Оставив ее, прошептал:

— Какая ты красивая! Солнышко моё, красное, царевна прекрасная! Держу в объятиях самую красивую женщину мира!

Марика вырвалась и села в кресло, где недавно сидел Коромыслов.

— Прическу мнешь. Успеется. Ночь впереди.

— Очень долго собиралась, заскучал без тебя. Земляк заходит. Представляешь, какую-то русскую газету издает, просил денег пожертвовать.

— У тебя не было? Зашел бы, спросил у меня.

— Не поняла. Он Россию освобождать собрался. У нас таких — антисоветчиками называют.

— Ну, и что?

— Спустить с лестницы следовало, да пожилой человек, пожалел. Начал… Вкрадчиво так, издалека… За своего принял. Откуда журналисты всё знают про меня? В концертном зале корреспондент Би-Би-Си, теперь этот русский издатель.

— Плюнь! На то они и корреспонденты, чтобы всё про всех знать. Без них жизнь станет скучной. Выпьем лучше! — Она налила себе виски, разбавила. — Ты разбавляешь?

***