Немецкая революция и сталинская бюрократия

Ничуть не скрывая и не смягчая наше мнение о социал-демократических вождях, мы можем и должны сказать социал-демократическим рабочим: «Так как вы, с одной стороны, согласны бороться вместе с нами, а, с другой, все еще не хотите рвать с вашими вождями, то мы предлагаем вам: заставьте их начать совместную с нами борьбу за такие-то и такие-то практические задачи такими-то и такими-то путями; что касается нас, коммунистов, то мы готовы». Что может быть проще, яснее, убедительнее этого?

Именно в этом смысле я писал – с сознательным намерением вызвать искренний ужас или поддельное негодование тупиц и шарлатанов, – что в борьбе с фашизмом мы готовы заключать практические боевые соглашения с чертом, с его бабушкой, даже с Носке и с Цергибелем [3].

Свою безжизненную позицию официальная партия сама нарушает на каждом шагу. В призывах к «красному единому фронту» (с самой собою) она неизменно выдвигает требование «неограниченной свободы пролетарских демонстраций, собраний, коалиций и печати». Это совершенно правильный лозунг. Но поскольку компартия говорит о пролетарских, не только о коммунистических газетах, собраниях и пр., постольку она фактически выдвигает лозунг единого фронта с той самой социал-демократией, которая издает рабочие газеты, созывает собрания и пр. Выдвигать политические лозунги, в самих себе заключающие идею единого фронта с социал-демократией, и отказываться от практических соглашений для борьбы за эти лозунги – верх бессмыслицы.

Мюнценберг, в котором генеральная линия борется с деляческим здравым смыслом, писал в ноябре («Дер Роте Ауфбау»): «Верно, что национал-социализм есть самое реакционное, самое шовинистическое и самое зверское крыло фашистского движения в Германии, и что все действительно левые круги (!) имеют величайший интерес в том, чтоб воспрепятствовать усилению влияния и могущества этого крыла немецкого фашизма». Если партия Гитлера есть «самое реакционное, самое зверское» крыло, то правительство Брюнинга является, по меньшей мере, менее зверским и менее реакционным. Мюнценберг приходит здесь крадучись к теории «меньшего зла». Чтоб спасти видимость благочестия, Мюнценберг различает разные сорта фашизма: легкий, средний и крепкий, точно дело идет о турецком табаке. Но если все «левые круги» (а как их зовут по имени?) заинтересованы в победе над фашизмом, то не нужно ли эти «левые круги» подвергнуть практическому испытанию?

Не ясно ли, что за дипломатическое и двусмысленное предложение Брейтшайда надо было немедленно ухватиться обеими руками, выдвинув, с своей стороны, конкретную, хорошо разработанную практическую программу совместной борьбы с фашизмом и потребовав совместного заседания обоих партийных правлений, с участием правления свободных профсоюзов? Одновременно надо было ту же программу энергично двинуть вниз, во все этажи обеих партий и в массы. Переговоры должны были бы вестись на глазах всего народа: пресса должна была бы давать о них повседневный отчет, без преувеличений и вздорных выдумок. На рабочих такая деловая, бьющая в точку агитация действует неизмеримо сильнее, чем непрерывный визг на тему о «социал-фашизме». При такой постановке дела социал-демократия не могла бы ни на один день укрыться за картонной декорацией «железного фронта».

Перечитайте «Детскую болезнь левизны»: сейчас это самая злободневная книга. Именно по поводу такого рода ситуаций, как сейчас в Германии, Ленин говорит – цитируем дословно – о «безусловной необходимости для авангарда пролетариата, для его сознательной части, для коммунистической партии прибегать к лавированию, соглашательству, компромиссам с разными группами пролетариев, с разными партиями рабочих и мелких хозяйчиков… Все дело в том, чтобы уметь применять эту тактику в целях повышения, а не понижения общего уровня пролетарской сознательности, революционности, способности к борьбе и к победе».

А как поступает компартия? Через свои газеты она твердит изо дня в день, что для нее приемлем только такой «единый фронт, который будет направлен против Брюнинга, Северинга, Лейпарта, Гитлера и им подобных». Пред лицом пролетарского восстания, слов нет, между Брюнингом, Северингом, Лейпартом и Гитлером разницы не будет. Против октябрьского восстания большевиков эсеры и меньшевики объединились с кадетами и с корниловцами. Керенский вел на Петроград черносотенного казачьего генерала Краснова, меньшевики поддерживали Корнилова и Краснова, эсеры устраивали восстание юнкеров под руководством монархического офицерства.

Но это вовсе не значит, будто Брюнинг, Северинг, Лейпарт и Гитлер всегда и при всех условиях принадлежат к одному лагерю. Сейчас их интересы расходятся. Для социал-демократии вопрос стоит в данный момент не столько о защите основ капиталистического общества от пролетарской революции, сколько о защите полупарламентской буржуазной системы от фашизма. Отказаться от использования этого антагонизма было бы величайшей глупостью.