Немецкая революция и сталинская бюрократия

Это не значит, разумеется, что высокая социальная структура Германии не имеет значения с точки зрения развития судеб большевизма и фашизма. Италия в гораздо большей степени, чем Германия, является мелкобуржуазной и крестьянской страной. Достаточно напомнить, что на 9,8 миллионов занятых в сельском и лесном хозяйстве в Германии приходится 18,5 миллионов на промышленность и торговлю, т. е. почти в два раза больше. В Италии на 10,3 миллиона занятых в сельском и лесном хозяйстве приходится 6,4 млн. занятых в промышленности и торговле. Эти голые общие цифры далеко еще не дают представления о высоком удельном весе пролетариата в жизни германской нации. Даже гигантская цифра безработных является вывороченным наизнанку свидетельством социальной мощи немецкого пролетариата. Весь вопрос в том, чтоб эту мощь перевести на язык революционной политики.

Последнее большое поражение германского пролетариата, которое можно поставить на одну историческую доску с сентябрьскими днями в Италии, относится к 1923 году. За протекшие с того времени восемь с лишним лет многие раны зажили, стало на ноги свежее поколение. Коммунистическая партия Германии представляет несравненно большую силу, чем итальянские коммунисты в 1922 году. Удельный вес пролетариата; значительный срок, протекший после его последнего поражения; значительная сила компартии — таковы три преимущества, имеющие огромное значение при общем учете обстановки и перспективы.

Но чтоб использовать свои преимущества, надо их понимать. Этого нет. Позиция Тельмана 1932 года воспроизводит позицию Бордиги 1922 года. В этом пункте опасность принимает особенно острый характер. Но и здесь есть одно дополнительное преимущество, которого не было 10 лет тому назад. В революционных рядах Германии есть марксистская оппозиция, которая опирается на опыт истекшего десятилетия. Эта оппозиция численно слаба, но события придают ее голосу исключительную силу. При известных условиях небольшой толчок может обрушить лавину. Критический толчок левой оппозиции может помочь своевременной перемене политики пролетарского авангарда. К этому сейчас сводится задача!

VIII. Через единый фронт — к советам, как высшим органам единого фронта

Словесное преклонение перед советами так же распространено в «левых» кругах, как и непонимание их исторической функции. Советы определяются чаще всего, как органы борьбы за власть, органы восстания, наконец, органы диктатуры. Эти определения формально правильны. Но они совсем не исчерпывают историческую функцию Советов. Они не объясняют, прежде всего, почему для борьбы за власть оказываются необходимы именно Советы. Ответ на этот вопрос гласит: как профессиональный союз есть элементарная форма единого фронта в экономической борьбе, так Совет есть самая высокая форма единого фронта в условиях, когда пролетариат вступает в эпоху борьбы за власть.

Совет сам по себе не заключает в себе никакой чудодейственной силы. Он есть лишь классовое представительство пролетариата, со всеми его сильными и слабыми сторонами. Но именно этим и только этим Совет создает организационную возможность для рабочих разных политических направлений, разных уровней развития объединить свои усилия в революционной борьбе за власть. В нынешней предреволюционной обстановке передовым немецким рабочим надо с особенной ясностью продумать историческую функцию Советов, как органов единого фронта.

Если бы компартии удалось в подготовительную эпоху совершенно вытеснить из рабочих рядов все другие партии, объединив под своим знаменем подавляющее большинство рабочих, как политически, так и организационно, то в Советах не было бы никакой надобности. Но как свидетельствует исторический опыт, нет никакого основания рассчитывать, чтобы в какой бы то ни было стране — в странах со старой капиталистической культурой еще менее, чем в отсталых — компартии удалось, тем менее до пролетарского переворота, занять столь неоспоримо и безусловно господствующее положение в рабочих рядах.