Немецкая романтическая повесть. Том I

— Он дает мне любую книгу, — вмешался снова Леопольд, — и, что важнее, старые манускрипты и, что еще важнее всего этого, — деньги взаймы на одно лишь честное слово; он самого что ни на есть христианского образа мыслей, сестрица, и, как знать, если ты узнаешь его ближе, ты, быть может, перестанешь быть такой неприступной и влюбишься в него, хоть он и кажется тебе сейчас таким уродом.

— Ну, так приводите же его, — сказала мать; — Леопольд так прожужжал мне о нем уши, что мне очень хочется познакомиться с ним. Но вы отвечаете за то, что мы не можем предоставить ему лучшего помещения.

Тем временем стали прибывать гости. То были родственники; замужние сестры и брат-офицер приехали с детьми. Добрая старушка радовалась внучатам; все приветствовали друг друга, полилась веселая беседа, а жених и Леопольд спустя немного пошли за своим старым угрюмым другом.

Он жил бо́льшую часть года за городом, в одной миле расстояния, но у него была еще маленькая квартирка в саду у городских ворот. Здесь-то оба молодых человека случайно познакомились с ним. Теперь же они встретились, условившись заранее, в кафе. И так как был уже вечер, они, поговорив немного, пошли домой.

Мать встретила незнакомца очень дружелюбно; дочери держались несколько в стороне, особенно робела Агата, тщательно избегавшая его взглядов. Приняв было участие в общем разговоре, старик устремил затем пристальный взгляд на невесту, позднее других присоединившуюся к обществу; казалось, он был в восхищении от нее, и видно было, как он хотел украдкой смахнуть слезу. Жениху была приятна его радость, и, когда они спустя некоторое время отошли к окну, он взял его за руку и спросил:

— Какого вы мнения о моей милой Юлии? Не правда ли, она ангел?

— О мой друг, — ответил взволнованно старик, — подобной красоты и грации я никогда не видал; или еще более того (так как это выражение неточно), она так прекрасна, так божественно очаровательна, что мне сдается, будто я давно ее знаю, будто она, как ни мало мы знакомы, самый близкий моему воображению образ, который всегда жил в моем сердце.

— Я вас понимаю, — сказал юноша, — да, все истинно прекрасное, великое и возвышенное, чему мы удивляемся и изумляемся, поражает вас не как нечто чуждое, неслыханное и невиданное, нет, в такие мгновения нам становится яснее наше собственное «я», в нас оживают наши сокровеннейшие воспоминания и пробуждаются самые дорогие нам чувства.

За ужином незнакомец почти не принимал участия в разговоре; он попрежнему, не отрываясь, глядел на невесту, так что та, наконец, смутилась и оробела. Офицер рассказал о походе, в котором он принимал участие, богатый купец говорил о своих делах и жаловался на тяжелые времена, а помещик говорил об улучшениях, которые он предпринял в своем имении.

После обеда жених откланялся и отправился в последний раз в свое одинокое жилище, потому что в будущем он собирался жить со своей молодой женой в доме матери, для них уже были отделаны комнаты. Общество разошлось, и Леопольд повел старика в отведенный ему покой.

— Надеюсь, вы не в претензии, — сказал он в коридоре, — что будете жить несколько в стороне и без тех удобств, которые мать хотела бы вам предоставить; но вы сами видите, как многочисленно наше семейство, а завтра подъедут еще другие родственники. По крайней мере, вы не сбежите от нас, потому что вы не сможете выбраться из такого обширного здания.

Они прошли еще несколько коридоров; наконец Леопольд удалился, пожелав старику доброй ночи. Слуга поставил подсвечник с двумя восковыми свечами, спросил незнакомца, не помочь ли ему раздеться, и когда тот отказался от всяких услуг, ушел, и старик остался один.

— Отчего, — сказал он, расхаживая взад и вперед, — этот образ так живо отражается сегодня в моем сердце? Я позабыл все прошлое и словно видел ее самое перед собой. Я снова был молод, и ее голос звучал, как в те времена; мне казалось, будто я пробудился от тяжелого сна; но нет, теперь я очнулся, и милая иллюзия была только сладким сном.

Он был чересчур взволнован, чтобы заснуть; он стал рассматривать рисунки на стенах, а затем огляделся в комнате.

— Сегодня все мне так знакомо, — воскликнул он, — что я готов вообразить, будто видел когда-то и этот дом и эту комнату. — Он хотел связать с чем-нибудь свои воспоминания и поднял несколько больших книг, которые стояли в углу. Перелистав их, он покачал головой. Футляр от лютни стоял, прислоненный к стене, он открыл его и вынул редкостный старинный инструмент, который был поврежден: у него не хватало струн.