Немецкая романтическая повесть. Том I

Эти тезисы поэтики Шлейермахера показывают, насколько он, как и другие романтики, при всяческих апологиях телесного бытия и чувственности, был далек от материалистического миропонимания. Этот синтез физического и духовного должен был, по их мысли, произойти на основе духовного. Космизм и конкретность романтики подгоняли под категории религиозного мировоззрения.

Сам автор «Люцинды», покорный общему течению романтизма, так и не развил буржуазно-прогрессивных идей, намеченных в романе. Он отрекся и от лозунгов свободы, и от лозунгов индивидуализма, превратившись в католического «объективиста». Но роману была суждена будущность независимо от автора.

Роман был счастливее многих других произведений раннего романтизма, его помнили дольше и дольше к нему обращались.

«Молодая Германия», литературное содружество мелкобуржуазных радикалов 30-х годов, чтила «Люцинду», находя в ней отзыв своим настроениям; младогерманцы следовали Сен-Симону, мечтали об «эмансипации плоти», о женском равноправии; «Люцинда» казалась им предвосхищением.

Карл Гуцков, вождь младогерманцев, переиздал в 1835 г. «Доверенные письма» Шлейермахера, присоединив к ним предисловие, полное бурного сочувствия к «Люцинде».

«С отраднейшим чувством я бросаю эту ракету в удушающий воздух протестантской теологии и жеманства», — писал Карл Гуцков.

НОВАЛИС (1772—1801)

Фридрих фон Гарденберг, известный в литературе под псевдонимом «Новалис», был центральным лицом среди иенских романтиков, писателем, наиболее дальновидно и обобщенно осуществившим идейную программу иенского круга. Фрагменты Новалиса «Вера и любовь», появившиеся в июльской тетради «Ежегодников Прусской монархии» за 1798 г., его трактат «Христианство и Европа», непонятый никем из иенских друзей и напечатанный впервые только много лет спустя после смерти автора, — все эти писания преждевременно знакомили посвященных и непосвященных с политическим содержанием новообъявленной философской и художественной доктрины. Ни Шеллинг, ни Шлегели, ни Тик, ни Шлейермахер еще не догадывались, что означают их стремления, кому и чему служит романтизм, куда он поведет и чем окончится. Новалис же пространно разъяснил, что все романтическое движение способствует «христианству» в его борьбе с «Европой», что новое ученье есть похвала старому феодальному миру, защита его ослабевших прав и всеобъемлющая критика порядка вещей, созданного буржуазной революцией.

Политическая сознательность была родовым достоянием Новалиса. Как дворянский идеолог, как представитель того класса, который в Германии более других привык управлять и мыслить политически, Новалис в вопросах исторического и социального самоопределения опережал и превосходил своих литературных единомышленников, этих мелкобуржуазных мечтателей, веривших в самодовлеющее значение философских и художественных манифестаций. Среди закоренелых «виртуозов» (таков был романтический термин) логики, эстетики и других изящных дисциплин Новалис был литератором менее всего литературным, менее всего преданным писательскому цеху. Он говорил Юсту, своему будущему биографу:

«Писательство — вещь второстепенная. Справедливее, если вы будете судить обо мне по самому главному — по практической жизни».

Романтики в идее были решительными врагами буржуазной специализации. В то же время как раз они и являлись наиболее ранними в Германии представителями идеологической профессии как таковой, приобретшей все черты замкнутого и отъединенного дела: таковы братья Шлегели, всецело поглощенные интересами трех университетских кафедр — философии, лингвистики и литературы, или же Людвиг Тик, для которого мироздание существовало либо как литература, либо как театр, а остальное отдалялось и стушевывалось. Людвиг Тик в предисловии к сочинениям Новалиса (1815 г.) специально оговаривал:

«В поэзии он [Новалис] был человеком чужим, он читал только немногих поэтов, ни критикой, ни существующими теориями поэтического искусства не занимался».

Роль вождя, объединителя Новалис в известной степени потому и сыграл, что свободнее относился к интересам литературы, нежели другие писатели из романтической Иены. Значительность его литературных произведений заключается в их особом энциклопедизме: они относятся не только к искусству, но и к другим жанрам и видам культуры; в них есть и философия, и естествознание, и экономическая проповедь, и актуальная политика, — конечно, все это в лирических и отдаленных формах, свойственных романтическому стилю.