Немецкая романтическая повесть. Том I

Я думал, что все окружающие меня люди живут в жалком невежестве; что они, подобно мне, стали бы думать и понимать, если б душе их хоть однажды сообщилось чувство их ничтожества. Таким образом жил я, покуда однажды утром не решился твердо покинуть навсегда родительский дом. В одной книге нашел я сведения о ближних высоких горах, с описанием некоторых земель, и направил к ним свой путь. Была ранняя весна, и я чувствовал себя весело и легко. Я спешил покинуть равнину и однажды вечером увидел в отдалении темные очертания гор. Мне не спалось в гостинице, где я остановился, так сильно было мое нетерпение вступить на землю, которую я уже почитал своим отечеством; проснувшись раненько поутру, я бодро пустился далее. После полудня очутился я у подошвы любезных гор своих и, как опьяненный, то шел, то на минуту останавливался, то оглядывался назад и восхищался новыми и вместе столь знакомыми для меня предметами. Скоро равнина исчезла из глаз моих, горные потоки встречали ревом, с обрывистых уступов скал шумели зыбкими ветвями бук и дуб; дорога моя пролегала по краям головокружительных пропастей; синие горы величественно, грозно замыкали картину. Новый мир открылся передо мной; я не чувствовал усталости. Таким образом, обходив бо́льшую часть гор, чрез несколько дней пришел я к старому лесничему, который, по неотступным просьбам моим, взял меня к себе, чтоб приучить к охоте. Вот уж три месяца служу я у него. Как король в своем королевстве, вступил я во власть над сею областью, где я нашел свой приют; я ознакомился с каждым ущельем, с каждой расселиной гор, и когда ранним утром отправлялись мы в лес и рубили деревья, когда я упражнял глаз мой и ружье и натаскивал верных моих спутников, собак, то был я совершенно счастлив своим занятием. Уже с неделю сижу я здесь и подстерегаю дичь в этих пустынных горах; ныне же вечером вдруг стало мне так грустно, как никогда еще не бывало в жизни; я показался сам себе таким сиротою, таким бедным, что до сих пор не могу истребить сего печального в душе моей чувства.

Незнакомец слушал внимательно, покуда они проходили темным лесом. Теперь вышли они на чистое место, и двурогий месяц, стоявший над вершиной горы, дружески их приветствовал. В неузнаваемых формах, разрозненными громадами, загадочно вновь соединяемыми бледным мерцанием, лежал перед ними расколотый хребет, а за ним крутая гора, на которой в белом свете луны страшно виднелись древние выветрившиеся развалины.

— Здесь дорога наша разделяется, — сказал незнакомец; — я спущусь в эту пропасть; жилище мое там, подле старой шахты. Руды — мои соседи, горные потоки рассказывают мне в безмолвии ночей много чудесного; тебе туда итти со мной нельзя. Но взгляни: вон полуразвалившиеся строения Руненберга; как хорош и как привлекателен вид древнего замка! Ты ни разу не бывал там?

— Ни разу, — отвечал юноша. — Однажды в сумерки старый лесничий рассказывал мне об этой горе чудеса, которые я глупо позабыл; помню только, что меня в тот вечер мороз подирал по коже. Мне бы очень хотелось побывать на вершине; там так светло; верно, и трава на ней зеленее, и окрестности удивительны; а сверх того, не мудрено, если там сохранились какие-нибудь старинные диковинки.