Немецкая романтическая повесть. Том II

— Как ни страшны были черные змеи, свисавшие с ее головы, прекраснее лица я в жизни не видал; при всем своем чудовищном росте, она была необычайно стройна, а на груди у нее сияла блестящая застежка, но, клянусь богоматерью, теперь я никого здесь не вижу, посветите только под постель; если никто не решается, я сам загляну туда. Здесь тоже никого; так, значит, это был призрак, Ценрио, и я проиграл вам свою турецкую саблю, Ценрио. Если бы только мне узнать, чего добивалось от меня милое привидение! Клянусь богом, я остаюсь здесь; стойте, я теперь все припоминаю. Смотрите, мои губы не сожжены, но клянусь вам, оно меня поцеловало так, что сердце у меня запрыгало от блаженства. Ценрио, я остаюсь здесь, я спрошу его, чего оно от меня хочет.

Но Ценрио поклялся, что не допустит, чтобы принц после пережитого ужаса рисковал еще раз своим здоровьем, да и сам принц не заставил себя долго упрашивать отказаться от нового испытания своей храбрости. Ему нечего было стыдиться, так как все озирались вокруг, бледные и напуганные, и вздрагивали при малейшем шорохе, и он успел вернуться домой так, что Адриан, погруженный в свои книги, ничего даже и не заметил.

Старуха не очень была довольна этим решением; все же она сумела полностью использовать такой оборот дела, для того чтобы удержать за собой и за своими обладание домом, и не успела затвориться наружная дверь за обратившимися в бегство гостями, как она, словно бешеная, к ужасу Беллы, выскочила из каморки, стала хлопать дверьми, опрокидывать столы, так что беглецы робея сели на коней и без оглядки поскакали к городу, где своими преувеличенными росказнями навеки вечные закрепили за покинутым домом его недобрую славу.

За свою дерзость принц в ту же ночь поплатился жестокой горячкой. Милая головка Беллы не переставала грезиться ему, бред выдал его, затуманив ему голову мнимою истиной, и, удрученный, он покаялся на следующее утро Адриану, что влюбился в призрак. Для наставника, которому император Максимилиан поручил особенно заботиться об обучении латыни своего внука, лучшего случая не могло представиться, и он задал ему в виде покаяния множество вокабул, за которыми и сам принц постарался отвлечься от своих ночных впечатлений.

Бедная Белла в своем одиночестве тяжелее поплатилась за свою первую любовь. Несколько дней она не могла заснуть и все думала о нем, а по ночам смотрела во все стороны, не посетит ли он снова дом с привидениями; Брака строго выговаривала ей, что ее юность увянет от этих постоянных глупых помыслов, но она повторяла себе ее советы и снова их забывала, увлекаемая вдаль своими неотвязными мечтами. Наконец однажды она спросила Браку, нет ли какого-нибудь средства стать невидимой, чтобы пойти бродить по городу. Брака засмеялась и сказала:

— Я не знаю другого средства, кроме денег; с деньгами тебе все пути открыты, деньги — ключ ко всему, волшебный корень, отворяющий все двери. Отец твой, может быть, знал и другие средства, но если о них ничего не сказало в его книгах, то они навек потеряны.