Немецкая русофобия и её причины. Философия, история, политология

Да, германско-российская история, отношения между двумя государствами, их конфликты и сотрудничество в течение последних двух с половиной веков существенно повлияли на судьбу обоих государств, а равно и всей Европы. Это были отношения соседей и конкурентов, а зачастую даже смертных врагов, отношения, которые вплоть до семидесятилетнего периода существования Советского Союза складывались между феодально-абсолютистскими, а в первую очередь капиталистическими, империалистическими конкурентами в борьбе за господство, по меньшей мере, в Европе. Правда, в течение долгого периода интересы обеих стран пересекались лишь незначительно. Укрепление Германской империи как национального государства и экспансия Российской империи на Восток были независимыми друг от друга процессами. Да, своими победоносными действиями в освободительных войнах с Наполеоном 1813–1815 годов Россия способствовала избавлению от иностранного господства и развитию немецкого национального движения. Царь Александр I, в честь которого одна из берлинских площадей с 1805 года и по сей день носит название Александерплатц, был известен немцам, поскольку своей успешной борьбой с французским императором позволил Пруссии выйти из-под влияния Франции и освободиться от французской оккупации. Для многих немецких княжеств, да и для простых граждан, Александр I стал олицетворением освобождения от иноземного ига.

Таурогенская конвенция от 30 декабря 1812 года и вступление казаков в Берлин семь недель спустя, возможно, стали началом немецко-русского (вернее: прусско-русского) братства по оружию. По крайней мере, такова легенда, повествующая о предыстории братства по оружию Национальной народной армии и Советской армии во времена ГДР, легенда, которая укрепляла дух военнопленных немецких солдат и офицеров национального комитета «Свободная Германия», мечтавших ночами о свержении гитлеровской банды и установлении в Германии демократии.

Даже объединение Германской империи, силовым путём осуществлённое рейхсканцлером Отто фон Бисмарком, было встречено Россией благосклонно. Баланс сил между Францией, Великобританией, Австро-Венгрией, Россией и Пруссией / Германией был в интересах обеих держав. Соответственно, тайный «договор перестраховки», заключённый в 1887 году между двумя странами, гарантировал взаимный «благожелательный нейтралитет» в случае внутриевропейских конфликтов, и, в частности, признание интересов России на Балканах и на Босфоре[17]. Таким образом, обе державы получали желаемую свободу действий во внешней политике. «Железный канцлер», безусловно, не был мирным канцлером и не ставил своей основной целью установление вечных дружеских отношений с Россией, но он заботился о правильном понимании интересов Пруссии / Германской империи и считал себя, прежде всего, политиком, реально смотрящим на вещи. Тайный договор с Россией – а Бисмарк, очевидно, понимал реакционный характер этого государства и серьёзно относился к русскому национализму – пожалуй, стал вершиной его политики в отношении России.

Ещё в начале своего политического пути, во время Крымской войны, которую западные державы вели вместе с Османской империей против России в 1853–1856 годах, Бисмарк предупреждал о том, что не следует втягивать Пруссию в эти интриги. Он не был заинтересован в раздроблении восточного соседа, чего требовали в то время от прусского правительства. Будучи представителем Пруссии в бундесрате[18] Франкфурта-на-Майне, он воспрепятствовал участию немецких войск в Крымской войне, хотя Австрия очень этого желала. В своей книге «Мысли и воспоминания» Бисмарк повторил свои былые аргументы, которые, очевидно, долгое время будоражили его память: поскольку «мы сами не имеем абсолютно никакой причины воевать с Россией и […] у нас нет в восточном вопросе никаких интересов, которые оправдывали бы такую войну или хотя бы необходимость принести в жертву наши давние дружеские отношения с Россией. Наоборот, всякая победоносная война против России при нашем – её соседа – участии вызовет не только постоянное стремление к реваншу со стороны России за нападение на неё без нашего собственного основания к войне, но одновременно поставит перед нами и весьма рискованную задачу, а именно – решение польского вопроса в сколько-нибудь приемлемой для Пруссии форме. А раз наши собственные интересы не только отнюдь не требуют разрыва с Россией, но скорее даже говорят против этого, то, напав на постоянного соседа, до сих пор являющегося нашим другом, не будучи к тому спровоцированы, мы сделаем это либо из страха перед Францией, либо в угоду Англии и Австрии. Мы взяли бы на себя роль индийского вассального князя, который обязан вести под английским патронатом английские войны, или роль корпуса Йорка в начале войны 1812 года, когда обоснованный в то время страх перед Францией заставил нас быть её покорным союзником»[19].