Ну хоть ты напиши мне об Эльзе. Напиши, даже если она скажет тебе не писать. Ты же знаешь, она иногда почему-то ужасно боится меня беспокоить. Спасибо за твое последнее письмо. Пожалуйста, не надо меня жалеть. Причин для жалости нет никаких. Мы прекрасно помним, чему нас учил фюрер, что отдельная индивидуальность не важна. На меня это тоже распространяется. Я признаю, что иногда думаю по-другому. Когда мне кажется, что все случившееся со мной имеет какое-то значение. Или когда я задумываюсь, счастлив я или нет, ну и тому подобное. Видимо, у тебя создалось такое впечатление из какого-то из моих писем. Но забудь об этом. Понимаешь, в лагере у человека возникают такие мысли и чувства, каких в нормальной жизни у него никогда не будет. А потом, это, в конце концов, не будет продолжаться слишком долго. Этим только мы и поддерживаем друг друга. Теперь у нас здесь целое содружество. То есть у нас, у летчиков. Обо всех остальных я не хочу говорить. Мы держимся вместе, у нас свои шутки и развлечения, а если нам грустно, мы запеваем нашу песню…»
Единственно приемлемым окончанием этой книги должна быть упомянутая песня. Ее слова и музыка были написаны пленным нацистским летчиком в Канаде. Пленные нередко вкладывали ее текст в свои письма из лагеря, но власти никогда ее не пропускали. Мы не вполне уверены, что эта песня, копию которой получили от канадских властей, именно та, которую имеет в виду Готфрид Леске, но даже если не та, песня Леске, вероятно, очень с ней схожа.
Эта песня кое-что проясняет. Она проясняет, в каком глубоком смысле пленены эти нацистские солдаты. Представляется весьма сомнительным, что они когда-либо будут свободны – даже через много лет после войны. Вот эта песня: