«И как паук плетет свою сеть среди ветвей, — продолжал далее Оссендовский, — так и Ленин ткал невидимую сеть своего заговора, и его агенты, руководимые Троцким, Каменевым, Зиновьевым, Луначарским, Стекловым и Бухариным, расширяли все больше и больше влияние большевиков»7
. Тут мы видим уже полный набор знакомых имен из всех серий «документов», сочиненных Оссендовским в конце 1917 и начале 1918 гг. По-прежнему ему неведомы такие тонкости, как отношения Ленина и Троцкого до июля 1917 г., то, что и Луначарский не был с Лениным тогда, а Стеклов был и вовсе против. Нет, Оссендовский хорошо помнил, что он «доказал», что все они получали немецкие деньги. Вот только Бухарин появился «на новенького». Живя в Петрограде, Оссендовский не слышал в 1917 г. его имени, а познакомившись с литературой, узнал, что существует и такой видный большевик, к тому же он со второй половины двадцатых годов руководил Коминтерном. Послушаем автора дальше.«Но человек, чьим именем делались все эти вещи, оставался в тени, скрытый от человеческих глаз, — маленький непроницаемый монгол с острыми и твердыми глазами. Он прятался, как паук, поджидающий жертву, готовый в любой момент к быстрой атаке. Он был господином происходившего. Буржуазные министры сдавали свои портфели один за другим, угнетенные и безнадежные. Их сменил маленький адвокат больших амбиций, Александр Керенский, который мечтал стать Наполеоном, в то время как на самом деле исповедовал циммервальдскую формулу. Но его усилия были напрасными. Хотя он и призывал людей всех состояний сплотиться вокруг правительства, от миллионера до выпущенного из тюрьмы заключенною, он не мог удовлетворить ежедневно возрастающие требования армии и толпы, чьим идолом он хотел быть. В своих безумных попытках удержать популярность он погубил армию своими собственными руками, изгоняя опытных политиков и расчищая путь для большевиков»8
.Тут интересна даже не отрицательная характеристика Ленина — иного мы и не ждем, — а портрет Керенского, выполненный с нескрываемым недоброжелательством. Оссендовский здесь отражает воспоминания даже не правого крыла социалистов, а тоже правой, наиболее консервативной и «государственно мыслящей» части русской буржуазии, взгляд Родзянко, Милюкова и Рябушинского. Любопытна его собственная эволюция. В период революции 1905–1907 гг. Оссендовский — несомненный революционер, близкий к социалистам, жертва репрессий царского режима. Врагом русского царизма он оставался и далее, хотя и постарался найти свое место в утвердившемся истеблишменте. Но после Февральской революции идею новой, демократической буржуазной России Оссендовский воспринял как свою, кровную. Он по-своему и энергично боролся с теми, кого считал врагами государства. Он сохранял верность новой России, российскому государству и в 1918–1919 гг. В Петрограде и Омске. Только крушение белых армий и полная победа большевиков отвратили его взгляды от России как его фактической родины и постепенно сделали из него польского националиста.
Ироническое и презрительное отношение к Керенскому мы обнаруживаем и в дальнейшем изложении. Оссендовский использует слова Троцкого, назвавшего якобы Керенского Александром IV, после того как тот поселился в Зимнем дворце (и действительно, было глупо с его стороны занять бывшую половину Александра III на третьем этаже Зимнего). После июльских дней, когда Ленин и Зиновьев ушли в подполье и их никак не могли найти, Керснский-де испытал краткий триумф, но вскоре обнаружил, что ленинские статьи по-прежнему ежедневно появляются в большевистских газетах. Тогда он вновь запаниковал и предложил генералу Корнилову установить свою диктатуру. Но в последний момент предал Корнилова и назвал его врагом народа. Он объявил о подготовке нового наступления против немцев и клялся в верности союзникам, но в то же самое время деморализовал армию интригами и предательством, новыми обещаниями солдатам, которые он не мог выполнить. Он совещался с представителями союзников об усилении фронта, но в то же самое время созвал Демократическое совещание, состоявшее целиком из известных «миротворцев». В итоге в критический момент на его защиту выступили только юнкера, увлеченные демократической фразеологией, и женский батальон.