Немецкие деньги и русская революция: Ненаписанный роман Фердинанда Оссендовского

В качестве основного текста для анализа мы избираем «документы Никифоровой», поскольку они являются самым полным вариантом первой серии, никогда еще не публиковались и пролежали в архиве 76 лет. Затем, они имеют не только «ссылки на происхождение», но и комментарии неизвестного автора, показывающие их значение. Мы будем сравнивать этот главный текст «документов Никифоровой» с неопубликованным же вариантом первой серии из статьи лейтенанта Свечникова «Кто такие большевики?» и текстом приложения № 1 к Докладу (основной части брошюры) Э. Сиссона. Как мы уже отмечали выше, «документы» свечниковского варианта и сиссоновского (с отмеченными им расхождениями) совпадают и по их количеству, и по лаконичным ссылкам на их происхождение.

«Документы Никифоровой» представляют собой копию фотостата оригинального русского машинописного текста, статья и документы лейтенанта Свечникова — машинописную копию английского перевода, приложение № 1 Сиссона — типографский английский текст. При обратном переводе документов с английского на русский язык мы будем ориентироваться на редакцию текста «документов Никифоровой».

Желая дать общую оценку и показать сфальсифицированность документов первой серии, я, повторяю, не ставлю здесь задачу их всестороннего анализа, но для того, чтобы дать такую возможность заинтересованным исследователям, помещаю полный текст «документов Никифоровой» в своем приложении № 1 к данной книге. Для экономии места я буду в случае необходимости давать ссылки на номера документов в этом приложении. Всего этих документов, как уже говорилось, девятнадцать.

Начнем, однако, с маленькой характеристики, которую всем документам первой серии дал Дж. Кеннан. «О пятнадцати документах, которые образуют приложение № 1 к брошюре "Германо-большевистский заговор", можно мало что сказать. Нет причин полагать, что Оссендовский был автором какого-либо из них, — писал Кеннан. — Для семи писем оригиналы или фотостаты были недоступны. Совершенно невозможно оценить аутентичность предъявленных переводов такого свойства. Упрямым и показным манипулированием именами Ленина, Троцкого и Горького эти письма производят, нужно сказать, неправдоподобное впечатление. Что же касается циркуляров, то, как было отмечено выше, только относительно двух из них имеется что-то, что может рассматриваться как оригинал; и недостатки этих документов были так очевидны, что даже Харпер и Джемисон не могли заставить себя поверить в их аутентичность»¹.

Итак, Кеннан критически настроен относительно подлинности документов приложения № 1, кроме двух циркуляров, оговоренных и самим Э. Сиссоном. В то же время он отводит предположение о том, что они сочинены А. М. Оссендовским. Как говорилось уже, мы не согласны с этим выводом. Что же касается ссылок на Харпера и Джемисона, то имеется в виду отзыв этих двух американских историков о содержании брошюры «Германо-большевистский заговор», которым и заканчивается сама эта брошюра.

Они писали там: «Относительно документов нашей третьей группы, кроме №№ 56 и 58 (это те два циркуляра, о которых говорили выше и Сиссон, и Кеннан. — В. С), мы имеем только русский текст, выполненный на мимеографе. Оригиналы большинства из них должны были бы быть написаны по-немецки. Мы не видели ни оригиналов, ни фотостатов, не видел их и м-р Сиссон, который справедливо поместил их в приложение и выразил меньше доверия их ценности как свидетельствам, чем документам главной серии, с 1-го по 53-й. Учитывая такие неэффективные средства проверки их подлинности, которыми мы располагаем относительно русских переводов, мы не можем сделать уверенного заявления. Возвращаясь же к одним внутренним свидетельствам самих документов, мы сможем только сказать, что в этих текстах не видно ничего, что положительно бы исключало представление об их подлинности, мало что может заставить считать сомнительным любой из них, хотя гарантии того, что они были аккуратно скопированы и аккуратно переведены на русский язык, очевидно отсутствуют»².

Как видим, Кеннан несколько преувеличил скептицизм Харпера и Джемисона относительно документов первой серии. Они толковали свои сомнения все же в пользу признания документов приложения № 1 подлинными. Ссылки на возможные недостатки перевода, на неаккуратность копирования давали Харперу и Джемисону удобные поводы для сохранения своего научного лица, поскольку дело, для которого их пригласили, было грязным, предназначенным для оправдания официальной государственной политики вмешательства в русские дела и интервенции. В архиве Харпера были найдены потом свидетельства (их привел Дж. Кеннан в часто цитировавшейся нами статье) о том, что он рассматривал свое участие в комиссии по «документам Сиссона» прежде всего как свой гражданский долг во время войны и вынужден был приглушить свои сомнения историка. Мы можем пожалеть его в этом смысле и понять, поскольку, скажем, некоторые советские историки были включены в состав комиссии, которая должна была доказать, что польские офицеры в Катыни были расстреляны немцами, а не НКВД.