Немецкие предприниматели в Москве. Воспоминания

Если в пятом классе я быстро покинул горние выси, в которые воспарил благодаря своим сочинениям по немецкому в четвертом классе, то этим я был обязан учителю немецкого и Закона Божьего, доктору Вайзе, точнее чрезмерной предприимчивости, с которой я воспользовался одной из причуд этого доблестного теолога. Дело в том, что доктор Вайзе был настолько набожным, что всегда радовался, видя в наших сочинениях рассуждения религиозного характера, даже в тех случаях, когда подобные материи не имели к обсуждаемой теме ни малейшего отношения. Широко пользуясь этой его слабостью, я получал у него самые высокие оценки.

Когда я перешел в пятый класс, я в первом же сочинении прибегнул к упомянутой военной хитрости. Освещая тему, весьма далекую от вопросов теологии, я принялся скрупулезно доказывать существование Бога. Обычно учителя обсуждали наши сочинения, начиная с лучших. В тот раз доктор Буддензиг, к моему величайшему удивлению, начал не с моего опуса. Еще больше я смутился, не оказавшись ни на четвертом, ни на пятом и даже ни на пятнадцатом месте. Наконец меня осенило: «Доктор Буддензиг, видимо, решил поскорее разделаться с посредственными работами, то есть с остальными сорока сочинениями, чтобы затем торжественно объявить об их вопиющем убожестве в сравнении с сочинением Шписа», – подумал я и с гордым видом приготовился к триумфу.

Однако меня ждало жестокое разочарование. Доктор Буддензиг и в самом деле назвал мою фамилию последней. Но вместо похвалы я услышал суровые упреки в том, что я не справился с заданием, направив все усилия на поиски доказательств существования Бога, то есть писал о том, что не имеет никакого отношения к заданной теме.

В результате мне пришлось написать еще одно сочинение.

Этот доктор Буддензиг был замечательным педагогом. Поскольку он в свое время служил домашним учителем в семье прусского посла в Лондоне, графа Бернсторфа150, он обладал более широким кругозором, чем его коллеги.

Помню, однажды я поверг его в изумление. Как я уже говорил выше, мои приступы лени начались в пятом классе. Свою неподготовленность к уроку и невыполненные задания я отчаянно старался объяснить все новыми обстоятельствами, якобы помешавшими мне сделать это. И когда я в очередной раз принялся морочить ему голову, он удивленно посмотрел на меня и произнес следующий знаменательный монолог: «То, что все сказанное тобой – не что иное, как отговорка, мне понятно. Но меня поражает оригинальность этой версии. За свою многолетнюю практику я слышал столько отговорок, что удивить меня трудно, но такого изощренного вранья мне слышать еще не доводилось! За твою неистощимую фантазию я на этот раз прощаю тебе твою лень».

Кажется, мы с ним остались чрезвычайно довольны друг другом.

У нас были хорошие учителя истории: в младших классах доктор Мюллер, в старших профессор Дистель. Они прекрасно умели доступно объяснять сложные исторические процессы.

Географии нас учил доктор Эберт. У него была кличка Паппих151, не знаю почему. Главная особенность его методики заключалась в том, что он мертвые цифры «оживлял» понятными для нас примерами. Например, нам надо было запомнить, что численность населения Толедо составляет десять тысяч человек, а это число нам ни о чем не говорило, тем более что Толедо, столица древнего вестготского королевства, представлялось нам чем-то гораздо более внушительным. Но благодаря пояснению доктора Эберта, что это число равняется числу жителей хорошо известной нам Пирны152, мы быстро корректировали свое представление о сегодняшнем Толедо и его утраченном былом величии.

Большим оригиналом и превосходным учителем был классный наставник пятого класса профессор доктор Янковиус. Его нескладное тело – у него был небольшой горб и приподнятое правое плечо, отчего он обычно держал левую руку за спиной, – венчала классическая римская голова, украшенная к тому же ярким римским носом. Поскольку он любил на уроках грамматики произносить имя Гайус, мы за глаза называли его Гайус Янковиус Носус, но чаще просто – Янке.

Я никогда не забуду, как мы под руководством нашего славного Янке, с которым мы читали Цицерона и Ксенофонта, упражнялись в латинском синтаксисе, особенно когда он учил нас спряжению латинского глагола «быть убежденным».

Сопровождая слова уморительными движениями правой руки, выделяя голосом отдельные слоги и постепенно повышая тональность, он вдалбливал нам:

Mihi persuasum est
Tibi persuasum est
Gajo persuasum est
Nobis persuasum est
Vobis persuasum est
Romanis persuasum est153

.

У Янковиуса не было жены, но было большое сердце.

Нам, гимназистам, разрешалось посещать кондитерские только в сопровождении родителей или родственников. В витрине одной маленькой кондитерской на Фердинанд-штрассе, которая давно превратилась в кофейню, я однажды увидел роскошные шоколадные пирожные «голова мавра». А я обожал эти пирожные.