Немецкие шванки и народные книги XVI века

Жила-была женщина, обращавшаяся со своим супругом чрезвычайно нежно, выказывавшая ему любовь и говорившая соответствующие слова — мол, случись ему смертельно заболеть, так пусть уж лучше она сама умрет первой, потому что смерть его было бы ей не перенести. И подумал муж: а хорошо бы узнать, как она будет вести себя на самом деле, когда его не станет. И вот затеяла она однажды на реке большую стирку и завозилась с нею до десяти часов и еще ничего не ела. Когда же увидел муж, что она возвращается домой, лег он на спину, раскинул руки, как мертвец, и затаил дыхание. Найдя его в таком положении, жена испугалась и попробовала было к нему обратиться, но он молчал. Она сложила ему руки на груди, но те сразу же судорожным движеньем упали вновь, и ей показалось, что он как раз в это мгновенье внезапно умер. Что же делать, подумала женщина. Крик поднять? Но я устала, и не просохла, и еще не завтракала. Сначала надо бы переодеться в сухое и поесть. Переоделась в сухое, пожарила себе яичницу, съела ее, да и остатками солонины от ужина не побрезговала. А как поела, так разобрала ее жажда, и взяла она умеренных размеров кувшин и поспешила с ним в погреб за вином. Но прежде чем кувшин был налит доверху, — кто-то принялся отчаянно стучать в ворота. Так ей и не пришлось выпить — поставила кувшин на приступку в погребе и побежала открывать. Оказалось, пришла соседка. „Что это вы так запираетесь, — полюбопытствовала она, — не случилось ли чего дурного?“ Тогда хозяйка зарыдала и поведала, что ее муж скоропостижно скончался. Собрались и другие соседи, человек примерно двадцать, встали над мертвецом и запричитали. И добрая женщина воскликнула: „Дорогой мой муженек, почему мне так плохо, как прикажешь жить дальше?“ И стала ломать руки. Муж решил: пошутили — и хватит, сел на ложе и произнес: „Женщина, ты плотно позавтракала, и сейчас тебе плохо, потому что ты не успела выпить кувшинчик вина, припасенный тобою в погребе“. Сразу же всеобщее горе перешло в веселье, но виновнику торжества запало в душу, как повела себя его супруга, поверив в кончину мужа. Да и кому не захочется узнать, что будет делать жена после твоей смерти! Францискус Петрарка говорит: она будет печалиться и пребывать в одиночестве или же заведет себе другого мужа, и тогда ее поведение станет его заботой. Ибо обязанности праведной жены состоят в том, чтобы блюсти верность тебе при твоей жизни. Или полагаешь ты, что ей надлежит оставаться верною и твоему бездушному праху, как выражается Вергилий? А сколько замужних женщин мечтают о других мужчинах при жизни мужа! Да еще и размышляют при этом так: случись моему супругу умереть, откуда мне будет взять мужчину красивей, добродетельней и богаче, чем этот? А чести от этого ведь, как говорится, не убудет, помыслы пошлиной не обложишь. Никому не дано познать мысли собственной супруги иным способом, кроме описанного выше.

31

Рассказывают об одном человеке, который запретил своей супруге думать. И вот однажды, в его отсутствие, изжарила она петуха и съела его целиком. И с хитрым умыслом оставила на столе обглоданные кости. Воротясь домой, муж увидел на столе объедки и сказал: „А обо мне ты не подумала? Могла бы и мужу курятины оставить“. А жена ответила: „Ты же запретил мне думать, вот я о тебе и не подумала“. И снял он с нее свой запрет. Да и кому не захочется узнать, как поведет себя твоя жена после твоей смерти, а ведь на самом деле не знаешь, как она ведет себя при твоей жизни в твоем же собственном доме! Да не жены только одни: оба супруга друг другу под стать — клянутся во взаимной любви, пока они вместе, а чуть твою дражайшую половину приберут и даже прах не успеет остыть — уже заводят себе нового мужа или новую жену.

32

Ехал однажды по полю епископ с поездом из сорока лошадей, и увидел он на пашне крестьянина. Мужик бросил пахать, оперся на плуг и глянул на всадника. Епископ подъехал к нему и спросил: „Скажи-ка мне, любезный, да только чистую правду, что ты подумал, увидев мой поезд?“ Мужик ответил: „Подумал я, сударь мой, доводилось ли так, с сорока лошадьми, разъезжать по свету святому Килиану Вюрцбургскому“.[12] Епископ возразил: „Я ведь не только епископ, я светский князь. Ныне зришь ты во мне светского князя, а если хочешь узреть епископа, то приходи в День Святой Богоматери[13] в Вюрцбург, там ты его увидишь“. А мужик возьми да расхохочись. Епископ спросил, что тут смешного. Мужик ответил: „А коли черт возьмет князя, куда денется епископ?“ И епископ умчался прочь, беседа ему наскучила.

33