Немецкий детектив

Что-нибудь слышала? Догадалась, что это были за крики? Естественно, она ведь обожает криминальные истории. Д бункер в погребе, от которого у нее не было ключей, всегда возбуждал ее буйную фантазию.

«Боже,— подумал Томашевский,— что же делать? Помоги, Господи… Не могу же я застрелить и ее… Я даже в Фойерхана выстрелить не смею. Потом ее придет искать муж — и скоро у меня в подвале будет сидеть толпа народу…»

Фрау Пошман все сильнее ломилась в дверь. Он вспомнил, что надел цепочку.

Сердце его стучало неравномерно и болезненно. В голове метались беспорядочные обрывки мыслей. «Это уж слишком. Я не выдержу…» Наконец он сдвинулся с места. Если не открыть, фрау Пошман помчится в полицию. Нужно ей помешать.

Он медленно поднялся по лестнице, едва передвигая ноги.

— Я уже думала, что вы повесились! — встретила его фрау Пошман и довольно расхохоталась своей шутке.

Томашевский попытался усмехнуться и прочитать по ее лицу, что она думает. Но, как всегда, видел только любопытные темно-карие глазки.

— Как дела? — спросила она, извлекая из потертой сумки всякий хлам для уборки: тряпки, губки и моющую пасту.— Есть что новенького?

— Нет. А у вас?

— Да ничего… Уже вернулись из конторы?

— Ну да.

— Тогда мне не мешайте.

Когда фрау Пошман принялась за уборку, Томашевский проскользнул в кабинет, чтобы оформить заказ большой строительной компании. Она заказала двести встроенных шкафов — роскошная сделка! Едва корабль выходит в море, как в сети попадают крупные рыбины. «Большому кораблю — большое плавание»,— подумал он.

Но как ни старался, сосредоточиться не мог. Фойерхан и Ваххольц, Ваххольц и Фойерхан — их лица представали перед ним, куда бы ни взглянул. Сохранит ли он жизнь одному, если вернет свободу другому?

Бессмыслица, абсурд!

Если бы он мог с кем-нибудь поговорить! Если бы напротив сидел добрый друг, которому все можно рассказать и который подскажет, что делать…

«Господи,— подумал он,— когда же это кончится?»

Вскочив, кинулся в кухню за пивом. Пиво успокаивает нервы. Но едва открыл холодильник и взял бутылку, заговорила фрау Пошман:

— Куда девалась синяя тарелка?

Томашевский вздрогнул, бутылка выскользнула из рук и покатилась по полу, хотя и не разбилась.

— Синяя? Это которая? — промямлил он.

— Ну десертная… с синей кобальтовой росписью! Еще вчера стояла здесь!

— Ах эта! Я ее разбил.

Томашевский попытался выскользнуть из кухни. Она его подозревает? Что она задумала? Если сообразит, что тарелка в подвале у Фойерхана… Опершись о стену, он прислушался. В темном коридоре пищал комар. Сел ему на руку, и он его прихлопнул. Господи, что же дальше? Все и вся его преследует. Началась большая погоня… Или все не так? И он запугивает сам себя? Господи, Хайо, опомнись! Если ты выдержишь, все будет хорошо…

Черным ходом он вышел в сад. Тут он был в безопасности. Цветы благоухали, как всегда, как каждый божий день. Почему в нем произошел такой надлом? Почему все не осталось по-старому? Десять лет жизни он отдал бы за то, чтобы передвинуть назад стрелки на эти роковые восемьдесят часов. Сколько лет ему дадут? От имени народа выношу приговор… И перед ним предстал зал заседаний. Он чувствовал дыхание публики, видел лица председателя, присяжных, прокурора, затылок адвоката, мигал от вспышек фоторепортеров…

Что бы он ни делал, все кончится этим.

Все равно, еще есть время. Нужно его использовать. Помоги себе сам, дружище, и пусть Бог тебе поможет!

Подняв охапку жухлой травы, отнес ее на свалку, чтобы фрау Пошман не удивилась, что не видит осколков синей тарелки.

Нет, свой путь он пройдет до конца. В душе он видел себя трагическим героем, и ему это придавало новых сил. «Я поступаю так, как считаю нужным. Я вырвался из своего убогого существования и слабости, наконец я воспрянул духом, поднялся над убогой массой. Наконец стану тем, кем хочу…»

Когда он вернулся в кабинет, чтобы назло Фойерхану и Ваххольцу продолжать работу над крупным заказом, фрау Пошман куда-то звонила. Увидев его, она явно вздрогнула.

8. Комиссар Манхардт

Дело шло к вечеру, и людей Манхардта постепенно охватывало отчаяние. Им до сих пор не удалось найти среди знакомых и друзей Фойерхана человека по имени Томас Шварц. И притом фрау Фойерхан уверяла их, что этот Томас Шварц — один из ближайших приятелей сына.

Даже вахмистр Кох, всегда сиявший, как осчастливленное дитя под елкой, кисло жаловался:

— Черт побери, я побывал у всех его девиц — Гизелы, Анти, Клаудии и Барбары — и ни одна никогда не слышала ни о каком Томасе Шварце. Господи, ну и бабы, скажу я вам! Едва не оторвали мне все пуговки на брюках. Да, у Фойерхана есть вкус… И долги тоже!

— Еще что-нибудь выяснили? — зевая, спросил Манхардт.