Немецкий орден

Позиция между папой и императором позволила Герману фон Зальца возвеличить орден за счет обоих. Но политический порядок, в который он ввел свой орден, был порядком империи. Это обнаружилось, когда польский князь Конрад Мазовецкий на рубеже 1225 и 1226 годов предложил ордену отвоевать некогда принадлежавшую Польше Кульмскую землю^{12}, отнятую у нее соседним прибалтийским народом — пруссами, и, если удастся их покорить, то завладеть всей их территорией.

Орден только что пережил тяжелое разочарование. С 1211 года он пытался обособить, насколько это было возможно, свое владение в Бурценланде, в Семиградье, полученное от венгерского короля. Попытка оказалась неудачной, поскольку король Венгрии вновь изгнал братьев. Но воля к собственной государственной власти уже пробудилась, и когда мазовецкий князь предложил ордену завоевать земли на дальнем северо-востоке, Герман усмотрел в этом хорошую возможность основать собственное государство. Предложение князя он принял не сразу, но четыре года вел переговоры, прежде чем на Висле появились первые братья с целью борьбы против пруссов. Судя по всему, Герман разъяснил государственно-правовые основы для будущих орденских земель, и императору оставалось их лишь одобрить.

Опечатанная золотой буллой грамота, которую император Фридрих II издал в Римини в марте 1226 года, содержала предложения великого магистра. Права будущего орденского государства строились на основе имперского права. Император предоставлял ордену суверенные права, в частности, право на разработку недр, таможенное или торговое право, которые должны были распространяться на все завоеванные орденом земли, а великому магистру — статус, подобный положению имперского князя. Таким образом, орденское государство, имея собственную государственность, еще в зародыше своем было включено в Германскую империю.

В 1230 году, когда братья только начали воевать с пруссами, они, вероятно, и не подозревали, что границы их государства определятся лишь к концу века. Со времен Германа фон Зальца орден численно очень вырос, но все же не мог осуществить завоевание Пруссии собственными силами. Он вынужден был пользоваться регулярным подкреплением крестоносцев из Германии: те, как правило, оставались в его землях на год или до окончания военных действий. К тому же зимой реки, морские заливы и топи замерзали, что облегчало проникновение на неизведанные вражеские территории, так что образовался почти регулярный ритм боевых действий. Сначала орден продвигался вниз по течению Вислы, затем — вдоль побережья залива, далее на запад и юг, в глубь прусских земель, если военная удача была на его стороне; для закрепления победы на завоеванной территории строился замок. Когда из Германии прибывали новые крестоносцы, продвижение в глубь земель возобновлялось, но пока их не было, ордену приходилось защищаться собственными силами.

Однако с самого начала «собственные силы» не ограничивались лишь братьями ордена. Здесь, как и в Трансильвании, орден с самого начала был связан с наиболее значительным процессом в истории немецкого народа — заселением восточных земель. Оседавшие в этих землях немецкая знать и горожане также оказывали заметную военную помощь.

Рыцари ордена, рыцари и горожане из числа переселенцев, а также те, что ежегодно прибывали из Германии на подмогу, с каждым годом сдвигали границы немецких владений в глубь Пруссии, обороняя их во время мятежей только что покоренного населения (крупнейший из них длился тридцать лет). Орденский летописец, священник Петр из Дусбурга, закончивший свою хронику в 1326 году в Кенигсберге, оставил живую картину того времени. Он писал почти через полвека после трудной эпохи созидания — достаточно близкой, чтобы знать о ней в подробностях, и достаточно уже далекой, чтобы представлять борьбу первых братьев за распространение веры как образец, напоминающий о ней современникам Петра и предостерегающий от ее забвения. При этом почти упускается из вида, что дело здесь заключалось в основании немецкими мужами государства и создании новой немецкой родины; кенигсбергского священника волнует, главным образом, история борьбы духовной общины. Но то, о чем он нам повествует, есть гордая песнь о жертвенности и служении немецких мужчин и женщин, создавших часть немецкого жизненного пространства.