Читаем Немецкий с улыбкой. Г. Хольц-Баумерт. Истории одного неудачника / Gerhard Holtz-Baumert. Alfons Zitterbacke: Geschichten eines Pechvogels полностью

So, nun sitze ich hier im Kinderbuchverlag (так, сейчас я сижу здесь, в издательстве детской литературы) und schreibe vor Langeweile alles auf, was ich eben erzählt habe(и от скуки = и чтобы не скучать, записываю все, что я только что рассказал; die Langeweile; aufschreiben – записывать). Ich gehe hier nicht eher weg, bis die Dame Zweu wiederkommt (я не уйду отсюда раньше, чем вернется госпожа Цвой) und ich mein Robinson-Preisausschreiben losgeworden bin (и я не отдам свое конкурсное задание/сочинение про Робинзона; etwas loswerden – избавиться от чего-либо). Ganz schön, denke ich wütend (очень хорошо, злюсь я: «зло думаю я»; wütend – яростный, рассвирепевший; die Wut – ярость, бешенство), erst im Fahrstuhl einsperren (сперва запереть в лифте), alles erzählen lassen (заставить все рассказать), und nicht einmal eine Limonade haben sie für einen übrig (а у самих не найдется для тебя даже стаканчика лимонада; übrig – лишний).

So, nun sitze ich hier im Kinderbuchverlag und schreibe vor Langeweile alles auf, was ich eben erzählt habe. Ich gehe hier nicht eher weg, bis die Dame Zweu wiederkommt und ich mein Robinson-Preisausschreiben losgeworden bin. Ganz schön, denke ich wütend, erst im Fahrstuhl einsperren, alles erzählen lassen, und nicht einmal eine Limonade haben sie für einen übrig.

(У меня постоянно возникают неприятности из-за моего имени)

Wer mich kennt, weiß, dass ich mich nicht gern keile (кто со мной знаком, тот знает, что я не очень охотно дерусь = не люблю драться; wissen). Ich bin still und suche keinen Streit (я тихий /парень/ и не ищу ссор; der Streit).

Neulich habe ich mich aber gekeilt (но недавно я подрался) und dann noch viel Ärger mit den Erwachsenen gehabt (и после этого были большие неприятности со взрослыми). Alles wegen meinem Namen (все из-за моего имени). Alfons ist schon schlimm genug (Альфонс – это уже довольно плохо).

Wer mich kennt, weiß, dass ich mich nicht gern keile. Ich bin still und suche keinen Streit.

Neulich habe ich mich aber gekeilt und dann noch viel Arger mit den Erwachsenen gehabt. Alles wegen meinem Namen. Alfons ist schon schlimm genug.

Die in der Klasse finden Alfons komisch und nennen mich oft Alfonsius (в классе все считают /имя/ Альфонс смешным и часто называют меня Альфонсиус). Zitterbacke ist aber noch viel schlimmer (но Цитербаке еще намного хуже). Wenn ich mich wenigstens mit C schreiben würde oder mit K (если /мое имя/ хотя бы писалось через «С» или через «K»), aber richtig wie Zittern und richtig wie Backe (но не точно как «дрожать» и как «щека»). Das finden alle ganz und gar komisch (все находят это очень смешным). In der Klasse wiehern sie dauernd (все в классе постоянно хохочут; wiehern – ржать; dauern – длиться), und wenn ein Lehrer zum ersten Mal zu uns kommt (и если какой-нибудь учитель в первый раз приходит к нам) und ich ihm meinen Namen nenne, muss er auch lächeln (и я называю ему свое имя, то он тоже невольно улыбается: «должен улыбнуться»).

Die in der Klasse finden Alfons komisch und nennen mich oft Alfonsius. Zitterbacke ist aber noch viel schlimmer. Wenn ich mich wenigstens mit C schreiben würde oder mit K, aber richtig wie Zittern und richtig wie Backe. Das finden alle ganz und gar komisch. In der Klasse wiehern sie dauernd, und wenn ein Lehrer zum ersten Mal zu uns kommt und ich ihm meinen Namen nenne, muss er auch lächeln.

Перейти на страницу:

Все книги серии Метод чтения Ильи Франка [Немецкий язык]

Похожие книги

Агония и возрождение романтизма
Агония и возрождение романтизма

Романтизм в русской литературе, вопреки тезисам школьной программы, – явление, которое вовсе не исчерпывается художественными опытами начала XIX века. Михаил Вайскопф – израильский славист и автор исследования «Влюбленный демиург», послужившего итоговым стимулом для этой книги, – видит в романтике непреходящую основу русской культуры, ее гибельный и вместе с тем живительный метафизический опыт. Его новая книга охватывает столетний период с конца романтического золотого века в 1840-х до 1940-х годов, когда катастрофы XX века оборвали жизни и литературные судьбы последних русских романтиков в широком диапазоне от Булгакова до Мандельштама. Первая часть работы сфокусирована на анализе литературной ситуации первой половины XIX столетия, вторая посвящена творчеству Афанасия Фета, третья изучает различные модификации романтизма в предсоветские и советские годы, а четвертая предлагает по-новому посмотреть на довоенное творчество Владимира Набокова. Приложением к книге служит «Пропащая грамота» – семь небольших рассказов и стилизаций, написанных автором.

Михаил Яковлевич Вайскопф

Языкознание, иностранные языки