Немезида. Война в тенях.

Последнее, на что она посмотрела перед тем, как закрыть глаза, был стоявший на столике хронометр. Гиссос и местный представитель закона вернулись с «Иубара» несколько часов назад, но после аудиенции у войд-барона она ни с кем из них еще не встречалась. Интересно было бы узнать, чем занимается Гиссос, но она подавила желание протянуть к нему мысленные щупальца. Перриг не обладала особыми телепатическими способностями, и только близкое знакомство с объектом помогало ощущать его с некоторой долей уверенности. Желание Перриг быть ближе к Гиссосу нередко вызывало у нее приступы меланхолии. Однажды, когда Гиссос спал и ослабил свою защиту, она осмелилась заглянуть в его мысли и увидела там, что он не испытывает к ней такой же преданности, какую питает сама псайкер; в нем не было той особой привязанности, которую нельзя назвать любовью, но и по-другому обозначить невозможно. И Перриг решила, что это к лучшему. Она даже думать не хотела, что могло произойти, если бы он узнал о ее чувствах. Скорее всего, ее забрали бы у него. Возможно, даже вернули бы на Черные Корабли, откуда выписал ее барон Эврот.

Перриг подавила посторонние мысли и, не открывая глаз, вернулась к порученному ей делу. Спокойствие вновь воцарилось в ее сознании.

Она стояла на деревянном полу посреди комнаты. Вокруг аккуратным полукругом были разложены предметы, подобранные в старой винодельне. Несколько камешков, латунная пуговица от кителя, липкая промасленная обертка от пирожка с мясом с тележки разносчика и красная листовка, плотно исписанная на местном диалекте имперского готика. Перриг прикасалась по очереди к каждому из предметов, передвигала их взад и вперед, задерживалась на одном объекте, потом возвращалась к предыдущему. Она использовала предметы, чтобы восстановить мозаику образа подозреваемого, но в общей картине до сих пор оставались зияющие пробелы; эти дыры мешали ей составить полное представление о личности Эрно Сигга.

Пуговица несла в себе страх. Она была потеряна во время бегства от огня и грохота колеоптеров.

Камешки. Он подобрал их с земли и повертел в руках, а потом воспользовался ими для примитивной игры, бросая через всю мастерскую. Инертную ауру камней лишь слегка окрашивали скука и нервное напряжение.

Промасленная бумага несла на себе следы голода и ужаса. Здесь все было ясно: он украл пирожок, воспользовавшись невнимательностью торговца, и был уверен, что в следующее мгновение его схватят и арестуют.

А листовка олицетворяла любовь. Или что-то подобное, как представляла себе Перриг. Если быть более точной, то преданность с почти ощутимой текстурой добродетельности.

Пристальный взгляд сквозь опущенные веки на эмоциональный спектр, излучаемый листовкой, вызвал у нее легкий озноб. Сигг представлял собой сложную натуру, и псайкеру было нелегко удерживать в мыслях разрозненные кусочки мозаики. Его характер был весьма противоречивым: где-то в глубине таились отзвуки невероятной жестокости, но их затеняли две противоположные силы. С одной стороны, сильнейшее чувство надежды, почти освобождения, словно он верил, что будет спасен; а с другой — такой же сильный ужас перед каким-то преследователем, ощущение жертвенности.

Способность Перриг узнавать объект, контактируя с предметами, не была точной наукой, но в прошлом, будучи дознавателем, она научилась пользоваться своими инстинктами. Эрно Сигг не убивал ради собственного удовольствия. Как только эта мысль оформилась в ее мозгу, Перриг ощутила первые смутные признаки озарения. Ее рука подняла лежащий рядом стилус и потянулась к информационному планшету. Перриг задрожала, и рука судорожно задвигалась, оставляя на планшете неровные тонкие строки.

Но ее вторая рука не оставляла листовку. Пальцы легонько ощупывали края, играли с потертой бумагой, отыскивали следы сгибов. Она заинтересовалась, почему этот листок бумаги так много значил для Сигга, и в ответ ощутила сильнейшее огорчение, сопровождавшее потерю.

Вот с его помощью она и отыщет Сигга. За ним повсюду, словно знамя на ветру, вьется след сожаления. Стилус продолжал без остановки скользить по поверхности информационного планшета.

Уверенность Перриг возрастала с каждым мгновением. Она отыщет Эрно Сигга. Она должна. И Гиссос будет ею доволен…

Сердце вдруг замерло в груди, и она вскрикнула. Судорожно сжатый стилус разломился пополам, и острые осколки вонзились в ладонь. Перриг била крупная дрожь, и она знала ее причину. В дальнем уголке ее мозга возникла мысль, которой она избегала, как человек избегает прикосновения к безобразному болезненному кровоподтеку.

А теперь она оказалась с ней лицом к лицу, прикасалась к краям психической раны, вздрагивала от причиняемой боли.

Она уже ощутила ее в момент высадки на Йесту Веракрукс. Тогда Перриг убедила себя, что это всего лишь последствия перемещения ее разума из контролируемой тишины ее убежища на борту «Иубара» в беспорядочный шум главного города планеты.

Поправка: она хотела в это верить.