Немийцы [СИ]

— Это ты меня смс-ми забрасывал и дышал в трубку? — мужчина лишь повел снисходительно бровью. — Думаешь живым уйдешь после того, как мой папа или Дима узнают, что ты меня изнасиловал. Ты идиот? — я совсем забыла, что в таких случаях следовало поддакивать насильнику и ни в коем случае не заводить его животную натуру. Была настолько в подчинении страха, что он полностью заволок разум. Пыталась думать, но бесполезно.

— Ты пару раз едва избежала участи, чтобы я тебе не приказал. Но проблема — твой гребаный охранник за тобой присматривал, ходил по пятам, а так бы давно нагнул. Мог и приказать, но к сожалению после того, как отдаю приказы временно дезориентирован, и вместо секса блевал бы в туалете. Поэтому пришлось методом ухаживаний тебя очаровывать!

Какая гнилая у него улыбка, от нее за версту фальшью веяло. Эту улыбку хотелось кулаком стереть и размозжить об стену.

— Это ты на вечере вместо Лёньки был? — поинтересовалась.

Я. Я не хочу, чтобы в наши отношения вмешивался какой-то Хаски, ты и так слишком много ему уделяла моего внимания. Видишь, какой я галантный, милый мальчик для тебя был, ухаживал всегда в лице Ангельского! Прекрасный принц, как любят девочки!

— Знаешь, что, — процедила сквозь зубы, бояться могла сколько угодно, но это бесполезно сейчас. Побояться всегда будет время потом, а пока надо искать пути отступления.

— К Бастардам в зад прекрасных принцев на белом коне, которые строят из себя одуванчиков, а после свадьбы оказываются ничуть не лучше остальных. Я лучше познакомлюсь со зверем до свадьбы, так будет честнее знать друг друга в лицо!

В момент прыжок на кровати, мужские руки зажали мои плечи и повалили лопатками на кровать. Я взвизгнула, когда прутья проволоки вошли в кожу на спине, разъедая словно ядом нежную кожу. Закусила изнутри губу, ощущая на себе вес Ангельского.

Дверь раскрылась с громким хлопком об стену.

— Твою мать, урод гребаный! — я открыла глаза на знакомый голос. Шмонт!? Он ворвался в помещение, как вихрь, мало на меня смотрел, лишь взглядом скользнул, всё внимание дарил мужчине сверху. — Уберись от нее урод! Говорил тебя, сука, еще в Белесье надо было убрать! Шизанутый на голову, хоть представляешь, что натворил!!! — Леня почти за шкирку вытолкнул с меня Ангельского и пинком под ребра добавил. Михаил откатился чуть-чуть в стену, но поднялся на коленях.

— Что они с тобой сделали, идиоты? — оглядел помещение Леня. — Отключай колючку, — махнул рукой в направлении мне за спину. Я оглянулась машинально, проверяя что там? Стена светло-бежевая и цветы в кадках, картина еще. Аккуратно мои руки стали высвобождать от колючки.

— Потерпи, родная, чуть-чуть больно будет, — и когда вынимали провода я ощущала легкое беспокойство, но это ничто по сравнению с тем, что наблюдала перед собой Шмонта. Этой мой Шмонт. Заботливый подхалим, подкаблучник, исполнявший мои приказы. Мой пес, как его называли. Или это я была его псина?

Проволока с кровавыми наконечниками полетела вниз на пол, под кровать, мое платье подернулось легкими капельками крови. Моей собственной.

А Шмонт встал рядом с кроватью и начал орать:

— Ты урод меня рассекретил! И вся наша операция столь долго вынашиваемая пошла Бастарду в зад! Мы не успели, мать твою, достроить этот гребаный центр!

На крики Бастард пожал равнодушно плечами и рассматривал пальцы на руках, потом глухо ответил:

— Да мне срать как-то на вас. Мне она нужна, — указал на меня большим пальцем. — Кольца приготовил женушке своей будущей. Нас здесь никто не найдет и ты, кстати, мне мешаешь, Шмонт?

Я потерла запястья на руках, дырки небольшие кровоточили. Погладила раздраженную кожу, прогоняя ощущение постороннего холодного вмешательства, но то не исчезало.

— Ты его знаешь? Да, Шмонт? — смотрела на Лёню теперь, как на на грязь, на жалкое ничтожество под ногами. В эту грязь и наступить боязно, и давить его противно. Враньё! В его глазах было одно вранье.

— Аня, — Лёня как-то обреченно уселся рядом вновь, подвинулся ко мне ближе, на что я резко убралась к изголовью кровати, приподняв юбки платья и колени к себе.

— Не трожь меня, мразь! — приказала. — Ничтожество!

С трудом сдерживала желание ударить человека перед собой, а лицо было изуродовано гневом, словно ломанное, не такое, наверное, идеальное.

— Ань… — Лёня положил ладонь рядом на коричневое покрывало, но на меня больше не смотрел. Раньше я бы поверила, что он сожалеет, но не теперь. Теперь с трудом могла лицезреть это противное лицо.

— Помнишь когда мой отец спас тебя от него, — продолжал тихо Лёня рассказывать покрывалу или моим ногам, прикрытым широким подолом платья.