Немилость любой ценой

Полковник со смехом удалился, оставив их наедине. Он еще увидел, как Настя с чувством удовлетворения закатала рукава и заперла за ним дверь, потом быстрым шагом направился во дворец.

На этот раз Екатерина ожидала полковника в спальных покоях. В белом воздушном шлафроке она возлежала на мягких подушках турецкой оттоманки и странно улыбнулась, когда он, едва успев войти, бросился перед ней ниц и поцеловал ее ногу.

— Какая вдруг пылкость, — промолвила она, — что за событие подействовало на ваши чувства столь радикально, что набрались вы храбрости приблизиться ко мне?

— Екатерина, — воскликнул Максим, отбрасывая в сторону всякий этикет, — до сих пор я был слеп и вот внезапно прозрел, восхищение твоей гениальностью, твоим величием ослепляло меня, я видел твою красоту, твое несравненное очарование, но мысль обладать тобой казалась мне слишком самонадеянной, слишком несбыточной; но теперь пелена с моих глаз упала, мне открылись небеса любви и блаженства, и я чувствую, что наслаждение, жизнь и радость царят там, где ты, а там, где тебя нет, властвует боль, мука и смерть. Скажи мне, что я могу тебя любить, что среди рабов, которым выпало счастье лежать у твоих ног и, покорно служа тебе, исполнять твою волю, я тебе наименее ненавистен.

— Что ж, полковник, буду откровенной с вами, — промолвила царица, сердце которой от восторженных слов красивого мужчины наполнилось гордой радостью, — я не испытываю к вам ненависти.

— Стало быть, ты меня любишь?

— Этого я тоже сказать не могу.

— Но ты дозволяешь мне поклоняться тебе?

— Да, полковник, поклоняйтесь мне, — кокетливо сказала она.

Максим обнял красивую женщину с такой страстью, которая, при всем его честном отношении к Анжеле, была все же чем-то большим, чем обыкновенная комедия.

В конце концов царица высвободилась из объятий.

— Довольно, — сказала она.

— Я тебя не понимаю, — прошептал Максим, — ты пригласила меня к себе, чтобы снова отослать прочь, как ребенка?

— Пусти меня, — проговорила она, — я хочу предстать перед тобой еще более красивой.

— Разве ты и без того недостаточно красива?

— Я хочу совершенно свести тебя с ума, — пробормотала она, поднялась с оттоманки и юркнула в отороченный темной пушниной жакет, наготове лежавший на стуле. — Как я тебе нравлюсь в таком наряде? — спросила она, бросив на Максима взгляд, от которого у него на короткое время помутился рассудок.

— Ты великолепна… — он пьяными от восторга глазами смотрел на величественную женщину, роскошная грудь которой в темной пушнине казалась еще ослепительней. — Будь моей, Екатерина, целиком и всецело моей, ты хочешь видеть меня безумным, так я уже безумен. Будь милостива сейчас, сжалься надо мной.

Оба, верный жених и жестокая кокетливая женщина, прекрасно выучили свои роли, и до этой секунды комедия разыгрывалась как по нотам; однако дальнейшее развитие ее сюжета приняло несколько иной оборот, нежели полковник и царица, или, точнее, Потемкин и Анжела, предполагали.

Страсть красивого мужчины захватила чувства императрицы, и когда он увлек ее на оттоманку и жаркими поцелуями заглушил язвительные слова, вот-вот уже готовые было сорваться с ее уст, тут, в момент, когда он ожидал, что она начнет попирать его ногами и высмеивать, она вдруг сама привлекла его к своей груди, и теперь ему пришлось делать хорошую мину при плохой игре, которая, впрочем, надо признать, была не так уж плоха.

Красивая деспотиня принадлежала ему, но принадлежала лишь на один блаженный миг, потом в ней пробудилась нероновская натура, и наслаждение с презрением отвергнуть красивого мужчину, которого любила, она захотела вкусить с той же полнотою и безграничностью, как и наслаждение от обладания им.

— Что ты теперь думаешь, Максим Петрович, — начала она, — ты, верно, думаешь, что я люблю тебя?

— Я этого не знаю, — запинаясь, проговорил он, — я знаю только, что боготворю тебя, что не смогу без тебя жить.

— Тогда твои дела совсем плохи, — ответила Екатерина Вторая с убийственной холодностью, — потому что я тебя не люблю. Ты был игрушкой, забавлявшей меня, пока я не владела ею, и которая мне теперь безразлична, а завтра, возможно, станет и неприятной.

— Екатерина, — вскричал Максим.

— Чего ты хочешь? — продолжала она, поднимаясь. — Ты червь, который здесь для того, чтобы извиваться у меня под ногами, раб! Достаточно хорош для того, чтобы с тобой скоротать часок, но не более! Прочь с глаз моих, ты мне наскучил.

— Сейчас, прекрасная моя, — воскликнул Максим, обхватывая ее, — и никакая сила на свете не сможет вырвать тебя у меня.

Царица оттолкнула его от себя, запахнула мех на своей ослепительной груди и позвонила.

— Ты говоришь в горячке, — холодно и уничтожающе промолвила она, бросив на него взгляд, точно кинжал, поразивший полковника в самое сердце.