Немилость любой ценой

После парада у императрицы состоялся обед для генералов и офицеров полков, принимавших в нем участие. Потом Екатерина Вторая вернулась в свой гардероб, и, сбросив с себя роскошное официальное платье со шлейфом, уютно закуталась в едва ли менее дорогой домашний халат из расшитой золотом багряной персидской материи; вытянувшись на оттоманке из зеленой камки, красивая деспотиня знаком велела всем женщинам удалиться, оставив при себе только Анжелу.

— Подай-ка мне зубочистку, — начала она.

Камер-фрейлина поспешила исполнить приказ повелительницы.

— Ну, что ты скажешь по поводу парада? — спросила царица.

— Это было великолепное зрелище, от которого у меня даже голова закружилась, — ответила Анжела.

— И что же тебе там больше всего понравилось? Удалось ли тебе присмотреть в рядах наших воинов кого-нибудь молоденького офицера, которого ты могла бы осчастливить своей благосклонностью?

Красивая девушка зарделась и потупила взор.

— Ты сущий ребенок, Анжела, — промолвила Екатерина, — подойди-ка ко мне. — Она усадила девушку у своих ног и полной рукой небрежно обхватила ее за плечи. — А знаешь, кто мне во время спектакля больше всего приглянулся? Ты такая хорошая, такая невинная, Анжела, я тебе полностью доверяю и хочу сделать тебя интимной подругой своих сердечных тайн. Заметила ли ты в Симбирском полку…

Анжела вся затрепетала…

— Что с тобой? Ты дрожишь? — быстро спросила монархиня.

— Милость вашего величества настолько велика…

— Что вызывает у тебя страх, — улыбнувшись, договорила Екатерина. — Полно тебе, лучше послушай. Ты обратила внимание на молодого офицера в Симбирском полку, который нес знамя?

— Конечно, ваше величество.

— Ты не находишь, что он необыкновенно красив?

— Конечно.

— Да, любой человек вынужден признать это, о существовании такой внешности мы могли догадываться только по античным изваяниям, — проговорила императрица, — а здесь она во плоти предстает перед нами, одушевленная теплой пульсирующей жизнью. Мужчина, призванный сводить с ума всех женщин, а всех остальных мужчин видеть рабами у своих ног. Такую судьбу природа начертала на его лице, и на его счастье у меня достаточно власти, чтобы исполнить это предначертание.

У Анжелы слезы подступили к горлу, она готова была вот-вот расплакаться, однако окрыленная энтузиазмом Екатерина этого не заметила.

— Я люблю этих оживших Аполлонов и Адонисов, — продолжала она, — но несмотря на то, что я являюсь повелительницей могущественной империи, у меня есть все основания проявлять осмотрительность, и я не должна открыто, на виду у всех, выказывать ему свое благорасположение. Потемкин ревностно охраняет права, которыми обладает при моем дворе, это могло бы иметь самые скверные последствия как для меня, так и для красивого прапорщика. Я тут посоветовалась сама с собой и придумала на этот случай одну интригу, для осуществления которой ты, Анжела, должна будешь мне помочь.

— Вашему величеству стоит только приказать, — запинаясь, промолвила Анжела.

— Главное, ничего не бойся, — постаралась успокоить ее монархиня, — твоя репутация при этой афере ни в коей мере не пострадает. Ну а теперь давай-ка ему напишем.

Екатерина поднялась с оттоманки и в сопровождении Анжелы прошла в свой рабочий кабинет, где усадила девушку за искусно инкрустированный светлым узором секретер из красного дерева и, расхаживая взад и вперед, принялась диктовать:

«Сударь!

Одна придворная дама, которую вы очаровали своей внешностью, терзается неукротимым желанием поближе познакомиться с вами. Если ваше сердце свободно, приходите завтра в девять часов вечера к маленькому китайскому павильону в царском саду. Вас ожидает сладчайший жребий».

— Теперь адрес.

Анжела побледнела.

«Прапорщику Симбирского полка Максиму Урусову».

— Так, а сейчас немедленно доставь это письмо по его адресу, — сказала царица.

Анжела быстро покинула кабинет, за дверью слезы потекли по ее щекам, в состоянии полного отчаяния и растерянности она прошла в апартаменты графини Лобановой, бросилась перед ней на колени и разрыдалась. Графиня попыталась успокоить ее и поинтересовалась причиной ее душевного смятения, однако когда Анжела рассказала ей все, что произошло, она лишь сокрушенно и задумчиво покачала головой. И высказалась в том смысле, что при сложившихся обстоятельствах Анжеле ничего другого не остается, как во всем покориться воле монархини, сопротивление могло бы стоить любящим не только жизненного счастья, но, возможно, свободы и даже самой жизни. При всей широте души Екатерина Вторая остается всего лишь женщиной, и хочется надеяться, ее капризы улетучатся так же скоро, как и появились.

— И я должна передать ему письмо царицы, — сетовала Анжела, — сама же должна привести его к ее ногам?

— Да, дитя мое, тебе придется это сделать, — сказала графиня, — если ты не хочешь принести в жертву Максима или, по меньшей мере, потерять его навсегда. Но давай-ка прямо сейчас пошлем за ним и проинструктируем, как себя вести.

Спустя час Максим вошел к графине и порывисто прижал Анжелу, которая с криком бросилась ему на шею, к своей груди.