НемимОра

К а п а. Ах, солнышко, как это все банально! Сама-то веришь тому, что сказала?

С о л н ц е в а. Верю. Хотя, за всех, конечно, отвечать не могу. Но за себя ручаюсь.

К а п а. Почему все меня бросают?

С о л н ц е в а. Ну, не все. Вспомни Потапа своего, Алексеича. Сама от него сбежала.

К а п а. О! Это вообще шизуха была. Во-первых, у него жена, дети и даже внуки. А во-вторых, он ужасный эгоист и скряга. Если дарил книги, то всегда оставлял внутри чеки. Чтобы я точно знала, сколько стоит мое образование.

С о л н ц е в а. Круто! Но не умно.

К а п а. А мне-то как раз показалось, что он очень умный... Начитанный. Но потом я поняла: не начитанный, а налистанный!

С о л н ц е в а. Это как?

К а п а. Ну, книжки не читает, а листает. Перелистывает! Быстро и в больших количествах. По верхам скачет. Вначале создается ощущение глубины, а чуть капнешь – пустота... А однажды утром на мой вопрос «Куда ты так рано?», он ответил: «Твой тариф "ночной", детка». После этого мы расстались. Странный человек. Мы даже в кафе ни разу не были, не то, что в ресторане...

С о л н ц е в а. Ну, тогда я вообще не понимаю, какого черта ты с ним связалась!

К а п а. Но с кем-то мне надо общаться. Ты ведь со своим Фениксом тоже не от хорошей жизни познакомилась.

С о л н ц е в а. Феникс добрый... Хотел сделать меня счастливой. Искренне стремился помочь.

К а п а. Помочь практикующему психологу?!

С о л н ц е в а. Ну, да. Советом, участием...

К а п а. Ха-ха! Это все равно, что советовать кондитеру, каким ромом пропитывать торт.

С о л н ц е в а. Себя со стороны сложней увидеть.

К а п а. Да, да... Кстати, что-то мне тортика захотелось.

С о л н ц е в а. С утра?!

К а п а. А что? Выпивать – пожалуйста, а сладкое – ни-ни?

С о л н ц е в а. Да не против я вовсе! Моя любовь к тебе безгранична. Я принесу самый лучший тортик!

К а п а. Со сбитыми сливками, пожалуйста! Тогда уж и чай захвати. Где мой термос? (находит, отдает Солнцевой). Возьми!

Солнцева исчезает. Звучит музыка. Капа поднимается в дом, бродит вдоль окон, мелькая то в одном, то в другом. Достает платок, завязывает на конце узел, одевает на голову как фату, танцует. Появляется Солнцева с тортом.

К а п а (не переставая танцевать). Представляешь, а я до сих пор помню наизусть его телефон. Телефон его родителей: 27-43-23. Отсюда я набирала его тысячу девяносто пять раз! Три года умножить на триста шестьдесят пять дней. Мы звонили им каждый день. Они жили возле театра в отдельной квартире, но ни разу не пригласили к себе погостить... Парадокс...

С о л н ц е в а. Слушай, Капа, долго мы еще здесь торчать будем? Второй день уже. А у меня работа, между прочим! Люди ждут, волнуются... Пока в магазине стояла – пять раз секретарь звонил. Я потом телефон отключила.

К а п а. А мне пофиг! Все равно идти некуда... (пауза). А чего же ты своему секретарю не ответила? Он еще больше нервничать будет.

С о л н ц е в а. А что я скажу? Сижу во дворе бывшего дома – выпиваю на скамейке?!

К а п а. А что здесь такого? Подумаешь...

С о л н ц е в а. А если бы твой секретарь позвонил? Ты бы ответила?

К а п а. Конечно.

С о л н ц е в а. Ну, да! А на утро статья в газете – истинное лицо главного архитектора.

К а п а. Плохо о людях думаешь... Да не заморачивайся ты! Надо тебе – иди. А я останусь.

С о л н ц е в а. Ну, вот еще! Я с тобой. А секретарю sms кину... (пишет sms).

К а п а (задумчиво, все еще мелькая в окне). А ты помнишь зеленого бегемота?

С о л н ц е в а. Какого бегемота?

К а п а. Моего любимого.

С о л н ц е в а. А! Того, которого ты состряпала из маминого халата?

К а п а. Ну, да...

С о л н ц е в а. Конечно, помню. Страшный такой. Десять сантиметров абсолютно новой трикотажной ткани, сшитой через край черными нитками. Внутри поролон.

К а п а. Вата. Внутри была вата... А где он жил, знаешь?

С о л н ц е в а. У тебя в комнате.

К а п а. Ну, если учесть, что у меня не было своей комнаты... Он жил в столе. В письменном столе. В ящике. Я достала оттуда тетради и построила ему домик – нарисовала кровать, телевизор, диван, книжную полку, обеденный стол, холодильник... Вся домашняя утварь была плоской, а бегемот – объемным. Понимаешь?

С о л н ц е в а. Ну и что?

К а п а. Ничего... Временами мне кажется, что этот бегемот – я: маленький, глупый, беспомощный... Я – объемная, а вокруг все плоское, ненастоящее... (пауза). А потом, на Новый год, ты подарила мне крохотную елку... Пластмассовую, такого же грязно-зеленого цвета, как мой бегемот.

С о л н ц е в а. Да, это я лучше всего запомнила. Мне бабуля тогда чуть голову не снесла.

К а п а. Так вот. Елку я приклеила в ящик. Посреди квартиры моего бегемота. Это была единственная елка у нас в доме... Удивительно, правда? Вокруг нищета советская, а чувство гармонии, счастья все равно оставалось...

С о л н ц е в а. Потому что это детство. А с высоты прожитых лет – детство всегда счастье. Ну, или почти всегда... Во всяком случае, это время, когда не думаешь матом.

К а п а. Пожалуй, ты права.

С о л н ц е в а. А мне почему-то другое из детства вспомнилось...

К а п а (спускаясь вниз). Что?