Немка. Повесть о незабытой юности

Через день приехал мой зять Цвингер и увез меня в Кучук. Перед отъездом я спросила у моей матери: „А сколько лет было тёте Берте, когда она вышла замуж за Мартина?" – „31", – ответила Элла. „Видишь, мама, а мне только 23". – „В этом ничего хорошего нет, так поздно выходить замуж. Она уже разошлась с ним, просто выгнала его". В это я не могла поверить. „И где он теперь?" Смеясь, ответила Элла на это: „При такой нехватке мужчин! Женщины дерутся из-за них. Их соседка Лиза тут же приютила его". – „Берта слишком поздно вышла замуж, она привыкла быть одной, быть в полной независимости", – добавила моя мать.

Когда мы уже приближались к Кучуку, сердце мое застучало с силой… Десять лет он был моим родным селом и моим домом… Годы моей юности…

Мария, моя старшая сестра, стояла в двери, опершись на два костыля. Она уже почти не могла видеть, и только когда я уже совсем близко подошла к ней и назвала её имя, она вздрогнула, выронила один костыль, прислонилась к дверному косяку, и мы обнялись. „Сестрёнка моя маленькая". Мы сели с ней рядом и предались воспоминаниям о Мариентале, о нашем отце, нашем дворе, обо всех родственниках и знакомых.

„Может быть, мы всё-таки еще вернемся в наш Мариенталь?" Мария опустила голову и спустя время печально сказала: „Нет, никогда мы туда не вернемся. Мы теперь навсегда останемся сибиряками, или сибирскими немцами. Язык исчезнет, вы же все говорите уже почти только по-русски. Потом за русских замуж пойдете – и всё". – „Мария, – мне хотелось её успокоить. – Я знаю, об этом нельзя говорить, не надо было мне начинать об этом… Оставим это". И вдруг она как-то с лукавинкой в глазах спросила: „А когда ты нас обрадуешь и представишь нам своего… милого друга?" – „У меня нет милого друга". – „Вообще нет?" – „Я не хочу об этом говорить". – „Почему же нет? Я же твоя сестра, и хотя я почти не выхожу из дома, некоторые слухи доходят и до меня. Не может такого быть, чтоб не было парня такого, которого ты любишь или любила". – „Мария, пожалуйста". Поднятой рукой я хотела предотвратить её дальнейшие вопросы. „Но одно хочу тебе сказать, искать мужа не буду. Никогда! И если он сам по себе не придет, тогда… Тогда так и должно быть. Я теперь останусь в Барнауле, и у меня всё не так уж и плохо. (Тут вспомнилась моя работа и моё полное фиаско в институте и в театре.) И всё-таки, Мария, мы немцы, и всё это не так-то просто". И я встала.

Обе мои тётушки Анна и Берта ждали меня, тут же накрыли стол: жареная картошка, яйца, сметана, овощи, всё со двора, с огорода. Анна еще принесла банку малосольных огурцов, как неожиданный подарок собственного производства, при этом сияла она от радости на всё лицо. И как всегда, голова её обвязана белым платочком. Берта как-то избегала моих взглядов, видимо, не хотела, чтобы разговор коснулся её разрыва с Мартином. На мой вопрос, где же их дочь Алма, она ответила: „Она, наверно, после работы зашла к отцу".

Анна хотела, во что бы то ни стало, погадать мне на картах. Видимо, лицо мое приняло скептическое выражение. „Не смотри на меня так, ты уже не школьница", – смеясь, воскликнула она. При этом она вынула из кармана колоду карт и начала их смешивать. „Теперь ты их еще перемешай". Без возражений я исполнила её указание, кроме того, я еще сняла часть колоды. „Так. Теперь тишина!" Она смолкла. Карты меня не интересовали, я наблюдала за моей тётушкой. С напряженным вниманием она раскладывала карты, глаза неотрывно следовали за картами, и её губы двигались беззвучно. Потом, когда она начала открывать карты, она подвинулась вперед, брови её поднялись, молниеносно она сверкнула на меня, открыла еще одну карту. „Ты скрываешь от нас правду, Лида. У тебя есть жених? Скажи же своей старой тётке". – „Нет, моя милая тётя, у меня нет жениха и вообще нет близкого друга". – „Этого не может быть. Посмотри-ка, вот", – она показала на карты, о которых я не имела ни малейшего представления. „Хорошо. Теперь по-другому". Она собрала карты, перемешала и разложила их. „Ха, вот он опять, червовый король, совсем рядом с тобой! Ты можешь смеяться сколько хочешь. Может, ты в самом деле сама его еще не знаешь, но он придет! Я бы сказала, через несколько дней". Мне жаль было свою тётю Анну.

Со своей подругой Верой я тоже встретилась. О многом вспоминали, смеялись и о чем-то поведали друг другу. В честь нашей давней дружбы мы с Верой поменялись платьями, в которые были в этот момент одеты. Об этом мы еще годы спустя радостно вспоминали. Здесь, в Кучуке, я еще встретилась с Татьяной Ивановной Горжий, которая мне поведала о деле с портретом Кручининой в Михайловке.

В совхозе я, к большому удивлению, встретила Владимира Пащенко. Его мать перевели в здешнюю школу, и они теперь жили на центральной усадьбе совхоза. Мы встречались еще один раз, говорили о Барнауле, вспоминали друзей и знакомых, дебатировали о литературе и искусстве. Он был интересный собеседник, а я, возможно, хорошая слушательница.